Я откинула одеяло и спустила босые ноги на каменный пол. Он был теплый. Наш Замок никогда не дал бы замерзнуть и простудиться любимым хозяйкам.
Тихо подошла к письменному столу, который прикорнул в простенке меж кроватями. Противоположную стену украшала роспись в виде букетов синих цветов. Когда-то там висел дряхлый древний гобелен, в белой каменной кладке до сих пор виднелись дырки от выдранных с корнем гвоздей. Но родители сказали, нечего старой пыли мешать жить новому поколению Винтерстоунов. И выбросили его.
В центре комнаты покачивались хрустальные бутоны ледяных роз. Они были живые и росли прямо из пола. Так цвел наш Замок, и это была еще одна причина, почему мы с сестрой попросили именно эту комнату. Здесь все было пропитано доброй магией. Дома хорошо! Дома замечательно. Ну и что, что остаюсь.
Зеркало на столе блеснуло, когда я подошла, словно в насмешке. Что, все-таки сдалась? Не выдержала — любопытство оказалось сильнее?
Я пожала плечами. Ну не выдержала, и не выдержала. Подумаешь! Дженни наверняка захочет завтра взять зеркало с собой, очень уж оно ей понравилось. И я не успею толком рассмотреть. Вот и все — это единственная причина!
Зеркало как зеркало. Потертая овальная рама без единого украшения, тусклое стекло.
Где там была надпись? Надо перевернуть.
Я сомкнула пальцы на длинной тонкой ручке.
Глава 2
И словно кто-то по щелчку пальцев стер все звуки спящего мира.
Шум в ушах прекратился, наступила абсолютная тишина. Ни шелест ветвей за окном, ни тихий шепот ветра, ни глубокое ровное дыхание спящей сестры — ничто не проникает под купол окружившего меня безмолвия.
Так чувствует себя человек, в летний шумный день нырнувший с разбегу в прохладные воды глубокого темного озера. Вернее, мне кажется, что он должен чувствовать себя именно так — сама я ни разу не ныряла. Родители запрещали и близко подходить к рекам, озерам и другой большой воде. Даже в ванной мама не оставляла меня одну, пока я не подросла.
Лет в одиннадцать, помню, я пыталась взбунтоваться при виде того, как Дженни увлеченно плещется в мелкой речушке неподалеку от Замка, куда мы с семьей как-то выбрались на пикник. Ей было очень весело, она брызгалась и заливисто хохотала. Мне тоже хотелось. Мама побелела как мел, увидев, что я уже по колено в воде — тут же заставила выйти и на берегу прочитала мне длинную-предлинную речь на тему: «Эмма, ты вообще представляешь, что будет, если…» После этого я даже не заводила речь о том, чтобы учиться плавать.
И вот теперь я словно погружаюсь на глубину, и сквозь толщу воды меня манит сокровище, спрятанное на дне — свет, мягко льющийся из овального окна в другой мир. И я покорно плыву ему навстречу.
Металл под ладонью сначала теплеет, потом становится горячим, но я не выпускаю зеркала из рук. Это приятное тепло — оно не обжигает, а согревает, и кровь все быстрее и быстрее бежит по венам.
Странная двойственность — я ощущаю одновременно неподвижность твердого пола под ногами в нашей комнате, которую не покидала, и неумолимое притяжение окна, сквозь которое, наконец, проплываю сознанием.
Огромный пустой зал укутан тенями. Черный каменный пол, черные массивные колонны квадратного сечения по обе стороны от меня уходят на невообразимую высоту и там теряются во тьме. Меж ними на полу установлены чаши, в которых кипит живое пламя. Его языки взмывают вверх, трепещут и потрескивают. Пахнет дымом и благовониями. Тягучий и сладкий запах.
А потом полог тишины вспарывает свист рассекающей воздух стали, и я понимаю, что зал только кажется пустым.
Я прекрасно знаю этот звук. Мой отец — великолепный мечник, один из лучших в Королевстве Ледяных Островов. Люблю сидеть с книгой на краю тренировочной площадки, когда он занимается. Пение меча и ровные, отточенные движения разящего клинка обычно кажутся мне успокаивающими.
Но сейчас я как никогда в жизни далека от спокойствия.
Потому что человек, в одиночестве тренирующий удары меча в этом темном зале в такой поздний час, больше похож на хищника, проверяющего когти перед охотой, чем на фехтовальщика.
Я вижу только широкую спину и руки, освещенные бликами пламени. И я заворожена этим зрелищем.
На обнаженной коже пляшут тени, очерчивая рельеф. Танец тренированных мышц. Короткие выдохи на завершении броска вперед, с которым он вонзает меч в пустое пространство перед собой. Подается всем телом одним скользящим, текучим движением.
И снова клинок возвращается в исходную позицию. И вновь раскаленный свист, и серебристая дуга взрывает ночную тьму, выбивая из меня дыхание и заставляя пульс нервно вздрагивать в моих венах.
Судя по гибкости и скорости движений, воину вряд ли больше двадцати пяти. У него темные волосы чуть ниже ушей. Они взмокли и закурчавились. Капли пота блестят на спине, стекают по впадине позвоночника. А от плеча через лопатку по всей правой половине спины тянется узор, будто нарисованный под кожей черной краской — языки пламени, которые кажутся живыми от беспрестанного перемещения их владельца.
Как долго уже продолжается это сумасшествие? Я не знаю, но время будто остановилось для меня и все сконцентрировалось на острие клинка, рассекающего воздух. Рассекающего мою жизнь на до и после.
Я не сразу замечаю, что воин замер и прекратился немой разговор черного пламени и смертоносной стали.
Напряженная спина, широкий разворот плеч. Меч опущен, но все еще готов в любой момент вступить в бой, повинуясь велению сильных пальцев, крепко сжатых на его эфесе. Воин тяжело дышит и кажется… втягивает носом воздух.
И тогда я тоже его чувствую. Тонкий аромат роз, принесенный прохладным ночным ветром. «Ледяных роз Винтерстоунов», что оплетают белую башню моего родового замка, где в уютной спальне на теплом каменном полу стоит сейчас босая девушка в ночной сорочке с зеркалом в руке.
Ветер срывает горсть синих лепестков. И несет их мимо моей щеки, кружа, играя по дороге с прядями длинных волос. Несет воину с мечом в правой руке — а он резко вскидывает левую и ловит беспечные лепестки, сжимает их в кулаке.
Я вздрагиваю всем телом. Предугадывая следующее его движение, подаюсь назад и бегу прочь прежде, чем воин успевает обернуться. Все силы вкладываю в паническое бегство, и темные волны снова смыкаются за моей спиной, а я выныриваю на поверхность, судорожно дыша.
Зеркало выпадает из моей руки на стол с грохотом, я делаю шаг назад.
Сестра ворочается в постели, разметав каштановые локоны по подушке, сонно бормочет, не открывая глаз. Ресницы бросают острые тени на умиротворенное лицо.
— Эм… ты чего?..
Поспешно отвечаю, стараясь, чтобы голос не дрожал:
— Все хорошо! Спи. Я воды встала попить. Стукнулась об стол в темноте.
— Осторожней там…
