Муж подвинулся ко мне сзади, прижался теснее, даря удивительное чувство покоя и безопасности. Осторожно, бережно собрал мои волосы в горсти, глубоко вдохнул запах. Провел ладонью по обнаженному плечу и ниже — по всей руке до кончиков пальцев, переплел со своими.
Проговорил тихо на ухо:
— Ты напряжена как камень. Вся дрожишь. Дженни, ты же знаешь, я не стану тебя торопить. У нас теперь все время мира. Успеется. Просто спи. Я буду рядом.
Он крепко меня обнял и стал засыпать.
А мне захотелось треснуть чем-нибудь по его слишком медленно соображающей башке.
Ух, как же я была сердита на следующее утро! Даже не знаю, на кого больше — на него, что так сказал, или на себя, что постеснялась и промолчала в ответ.
Но встала я раньше него и ушла завтракать.
Олав понял, что что-то не так, когда присоединился ко мне позже, но ничего не спросил. Обстановка была натянутой.
И так продолжалось весь день. Я злилась, и ничего не могла с собой поделать. Неужели он всегда будет так от меня прятаться? Неужели всегда между нами будет какая-то глупая стена недомолвок?
В конце концов, Олав извинился и куда-то пропал. Я долго бродила по Замку ледяной розы как неприкаянная, не зная, куда себя деть. Наконец, вспомнила, что есть одно место, куда я обычно сбегала, когда мне было грустно.
А еще я вспомнила, что именно здесь мы и познакомились когда-то, много лет назад, когда увидела Олава в оленюшне. Он сидел в соломе рядом со Снежным и спрашивал его:
— Ну вот хоть ты мне ответь, приятель. И что этим женщинам надо?
Он замолчал, когда увидел меня, застывшую на пороге. Я закрыла дверцы и заложила изнутри брусом. Решительно пошла на мужа. Когда он вскочил мне навстречу, я увидела в его глазах легкую панику.
— Дженни, меня пугает выражение твоего лица. Только не говори мне, что ты обо всем жалеешь и передумала…
— Ты! — я ткнула его в грудь указательным пальцем. — Сколько еще раз я должна сказать, что тебя люблю? И никогда — слышишь ты? — никогда не пожалею о своем решении. Поэтому хватит уже сомневаться! Хватит думать слишком много и взвешивать каждое слово со мной, как будто я в любой момент махну хвостом и сбегу. Просто будь со мной таким, какой ты есть!
Он поймал мою руку и крепко сжал. Уставился на меня горящими глазами, и моя пятая точка впервые осознала, что кажется, я его довела, а если моего спокойного мужа довести, ой-ой-ой что может быть.
— Быть собой?! Ты думаешь, это легко?! Ты не замечала меня годами, когда я был собой. Ты заметила меня только тогда, когда я стал недоступен, когда ты не могла меня получить, как ребенок не может получить понравившуюся игрушку. Только тогда ты вообще заметила мое существование. Неужели ты думаешь, я этого не понимаю? Неужели ты думаешь, что не боюсь, что как только ты получишь желаемое, я снова тебе надоем? Снова стану «слишком обычным»?!
Я смеривала его пару секунд прищуренным взглядом и думала о том, что это все, конечно, понятно… но я тоже дошла до ручки.
Поднялась на цыпочки и лизнула его в шею. До самой щеки. Наслаждаясь солоноватым вкусом его кожи — с терпкой, сводящей меня с ума нотой в середине.
— Дженни, ты вообще слышала меня сейчас? — уточнил он ошарашенно.
В ответ я от души куснула его за мочку уха. А потом еще царапнула ногтями, обнимая за шею.
— Котенок царапучий… — вздохнул Олав.
— Но ты же анимаг. Ты же знаешь, как обращаться с царапучими котятами? — промурлыкала я ему прямо в ухо.
На моей талии сомкнулось такое крепкое объятие, что я засомневалась, не является ли мой муж, вдобавок, медвежьим оборотнем.
— Дженни-и-и… ну я же сейчас сорвусь. Ты… просто не представляешь, на какой силе воли я держался все эти годы, чтобы тебя не напугать и не оттолкнуть…
— Глупый… я же как раз и добиваюсь, чтобы ты, наконец, сорвался.
Ох. Даже не так. О-о-о-ох…
И я, дурында, считала своего мужа спокойным и невозмутимым!
Оказалось, что под маской привычного спокойствия прячется такой ураган, что если б я знала это раньше, никуда б от него вообще не делась с первого же дня знакомства.
А еще оказалось, что в нашей оленюшне очень мягкое и безумно ароматное сено.
Когда я обрела, наконец, покой и любовь, ко мне вернулась и магия. И тогда я поняла, наконец, какое именно большое и важное дело могу сделать. Быть может, ради этого все и было? Не знаю.
Над Алым миром горел рассвет, когда мы туда пришли. Удивительный, ни на что не похожий, расцвеченный невероятной палитрой всех оттенков красного.
Ветер, созданный командой стихийщиков под предводительством мадам Петтифи, гнал много-много облаков с океана. Где-то там за горизонтом один замечательный огненный маг, муж моей сестры, испарял воду, просто зайдя в нее. Облака останавливались точно над городом, и там уж в дело вступала Эмма. Охлаждала водяной пар, и он проливался дождем на иссушенную, непривычную к влаге землю, на лица людей, высыпавших на улицы и в изумлении глядящих на это чудо.
— Давай, теперь ты! — подтолкнула меня сестра и вложила в руки одну маленькую и простую на вид вещь, которая на самом деле была очень большой и важной. Была началом чего-то нового и светлого — для нас и наших миров.
Я опустила в землю косточку и взмахнула руками. Призвала магию, запела неслышную песню.
В центре города, на главной площади, расцвело огромное персиковое дерево.
