— Буду держаться в стороне. Никто даже не узнает, что я здесь, — сказала я, а Барнабас тревожно прищурился.
Люди приближались, и я беспокойно топталась на месте.
— Ну же, Барнабас. Не для того ты меня сюда притащил, чтобы потом просто отнести домой, правда? Знал же, на что четыре месяца потрачено — за двадцать минут не наверстаешь. Мы оба этого хотим. Я и так мертвая. Что мне сделается?
Он взглянул на идущую по тропинке шумную компанию.
— Знала бы ты, не стала со мной спорить. Спрячь амулет. Кто-то из них может оказаться темным жнецом.
— Я не боюсь, — сказала я и засунула камень под майку. Но это была неправда. Нечестно — я мертвая, но сердце все равно стучит, а дыхание прерывается от страха. Барнабас сказал, чем дольше я пробуду мертвой, тем слабее станут ощущения, но пока все оставалось по-прежнему, и это меня смущало.
Я опустила глаза и посторонилась, пропуская трех девчонок и троих парней. Они все были в шортах и шлепанцах, спускались по склону холма к пристани, и девчонки так увлеченно болтали, будто им больше ни до чего на свете нет дела. Казалось бы, все хорошо — пока по мне не пробежала тень. Я подняла голову.
Черное крыло. Я сдержала дрожь. Живым — если их вообще замечают — они кажутся обычными воронами. Сбоку эти склизкие черные лоскуты почти не разглядеть — просто до странности яркая, мерцающая полоса. Они падальщики, питаются душами людей, которых забирают темные жнецы, и, если бы не защита украденного амулета, добрались бы и до меня. Светлые жнецы остаются рядом со срезанной душой и защищают покойного, пока не проводят с земли.
Я взглянула на Барнабаса. Тут и без мысленного разговора понятно: кого-то из этой компании подстерегает безвременная смерть. Чтобы выяснить, кого именно, Барнабас руководствуется примерным описанием от своего шефа, собственной интуицией и способностью видеть ауры.
— Знаешь, кто жертва? — спросила я.
Со слов Барнабаса я поняла, что возраст человека определяется по мерцанию ауры — это отчасти объясняло, почему он не сумел защитить меня. Дело было на мой день рождения, а Барнабас работает только с семнадцатилетними. До того как машина перевернулась, мне было шестнадцать, а когда мне официально исполнилось семнадцать, я уже умерла.
Жнец прищурился, и в миг приближения к божественному глаза его стали серебряными. Пугающее зрелище, скажу я вам.
— Нет, — произнес он. — Им всем по семнадцать, кроме девушки в красном купальнике и того низенького темноволосого паренька.
— Ну а жнец?
Амулета ни у кого не было, но это не имело значения — камню можно придать любой вид. Этого я тоже не умела.
Барнабас пожал плечами, не сводя глаз с компании.
— Может, жнеца пока нет. У него — или у нее — тоже будет семнадцатилетняя аура, как и у нас с тобой. Я не знаю всех темных жнецов в лицо, и не узнаю наверняка, пока он или она не вытащит меч.
Вытащит меч, воткнет в человека, вжик! — душа срезана. Отлично. Когда станет ясно, кого опасаться, будет уже поздно.
Я смотрела, как черные крылья чайками носятся над причалом. Барнабасу не стоялось на месте.
— Хочешь пойти следом? — спросила я.
— Да.
Перепоручать это дело кому-то еще слишком поздно. Сердце по старой памяти застучало быстрее — призрачный след былой жизни, от которого мой разум никак не мог избавиться, — и я схватила Барнабаса за руку.
— Так давай же!
— Нет, — возразил он уже на ходу, и я обратила внимание, что, спускаясь с холма, мы шагаем точно в ногу.
— Я просто посижу тихонько. Что такого?!
Наши шаги отдались глухим эхом от досок причала, Барнабас остановил меня и повернул к себе лицом.
— Хватит с меня ошибок, Мэдисон. Уходим. Сейчас же.
Я посмотрела мимо него, щурясь от яркого света и свежего ветра — и вздрогнула: один из склизких черных лоскутов устроился на столбе, выжидая. Ребята, ничего не замечая, спорили с начальником пристани. Стоит нам уйти — кто-то умрет. Никуда я не уйду. Я вздохнула поглубже и собралась уже переубеждать Барнабаса, как вдруг из будки начальника послышался голос:
— Эй! Ребята, вы не сильно заняты?
Барнабас прямо подпрыгнул, я же с улыбкой обернулась:
— А в чем дело? — и тревожно замерла.
— В лыжах, — ответил тот невысокий брюнет. В руках у него была пара водных лыж. — Нам не дают две лодки, нужно восемь человек. Не хотите в специальные наблюдатели?
Я вся задрожала. И решила за двоих:
— Конечно!
Барнабас хочет спасти этого человека. Я тоже. И мы это сделаем.
— Мэдисон… — он вцепился в меня.
Но все уже радостно забирались в лодки, и я притянула его поближе, изучая лица ребят. Кто здесь лишний?
— На какой лодке жертва? Я поплыву на другой.
— Это не так-то просто, — Барнабас сжал челюсти. — Целое искусство, не раз-два — и приказ выполнен.
— Тогда угадай! — взмолилась я. — Бога ради, даже если мы сядем в разные лодки, между нами будет… метров десять! Велика важность! Я просто крикну, ладно?
Он колебался, я прищурилась, глядя, как на его лице отражаются противоречивые чувства. Плохая это мысль или хорошая, — на кону жизнь. За моей спиной пронеслось черное крыло.
Барнабас хотел было что-то сказать, но тут к нам подошел парень в серых плавках. Он держал буксирный трос и улыбался.
— Я Билл, — и он протянул руку.
Я повернулась к Барнабасу боком, пожала руку и застенчиво представилась:
— Мэдисон.
Этот точно не жнец. Слишком уж обычный на вид.
Барнабас пробормотал свое имя, Билл оглядел его с головы до ног и спросил:
— Вы оба умеете вести лодку?
— Я — да, — ответила я, пока Барнабас не придумал повода вытащить нас отсюда. — Но с лыжником на хвосте никогда не пробовала. Я просто посмотрю. — И взглянула на Барнабаса. Последние слова предназначались ему.
— Отлично! — Билл расплылся в озорной улыбке. — Не хочешь прокатиться в моей лодке? И посмотреть на меня?
Он заигрывал со мной. Я ухмыльнулась. Столько времени пряталась ото всех в компании Барнабаса, занималась этими мысленными контактами, что уже и забыла, как весело — и совсем в порядке вещей — флиртовать. А Билл заигрывал со мной — не с той девчонкой, которая сняла шорты и осталась в желтом бикини, чтобы похвастать своей попкой, и не с той сногсшибательной длинноволосой брюнеткой в шортах и блестящем пестром топе.
— Уж я посмотрю, — я шагнула за ним, но тут же споткнулась и остановилась — это Барнабас схватил меня за руку.
— Эй! — громко начал он, глаза его снова стали серебряными, и меня пробрала дрожь. — Давайте так: ребята на одной лодке, а девчонки — на другой.
