В таком шумовом аду я жила второй месяц. С тех пор, как пригласила подружку к себе переночевать, когда та в очередной раз поскандалила с матерью.
— Две взрослые женщины не могут жить вместе! — орала Ленка тогда с надрывом.
И тогда, и сейчас я с ней безоговорочно соглашалась. Особенно сейчас. Возможно именно невозможность совместного бытия заставила меня отбросить все опасения по поводу Чехии.
— Верунчик, у тебя обязательно с Яном все будет хорошо. Я уверена. Ты заслужила нормального мужика. После этого козла. А я тебе говорила. С первого же взгляда было видно, какой твой Толик дерьмо…
Я ничего не ответила. Сделала вид, что не расслышала ее слова за шумом целлофана, которым закрыла в маленьком чемодане свои драгоценные куклы. Ах, если бы действительно можно было не слышать ее хоть минуту. Хоть секунду. Дайте мне хоть миллисекундочку тишины. Разве я многого прошу? От Ленки — да.
— У меня с этим Яном ничего нет! — я так надеялась, что мой крик станет кляпом для Ленки.
Взвизгнула молния чемодана, и Ленка вместе с ней:
— Так будет! Обязательно будет. Ну, морковка, сама посуди… Ты не выглядишь девушкой, которой можно в первый же вечер предложить секс. Уверена, во второй вечер он тебе его предложит. Бьюсь об заклад.
Побейся лучше головой о стену! Может, после разрыва с Толиком я бы и согласилась пойти с незнакомым поляком в отель, но Яна Кржижановского интересовали исключительно куклы. И если выбирать между ночью пусть и самого фантастического секса и полугодом тяжелейшей, но интереснейшей работы, я выбираю последнее.
В тот день тоже лил дождь. К счастью, летний. Я вбежала под навес театра марионеток и, пока стряхивала зонт, заметила молодого мужчину, придерживавшего для кого-то дверь — оказалось, для меня. Заметив болтающийся на животе "паспорт болельщика", я поблагодарила его по-английски. У кассы меня поджидал еще один сюрприз. Трое болельщиков в возрасте "далеко за", двое из них в форме бразильских футболистов, а чернокожий вообще в красной футболке с Забивакой, пытались купить билет на детский спектакль про Красную Шапочку.
Питер сошел с ума от чемпионата мира, а иностранные гости, похоже, от чего-то другого. Я помогла товарищам-болельщикам купить билеты. Пропустивший меня блондин справился самостоятельно, но краем уха я уловила небольшой акцент.
До спектакля была уйма времени, и я не думала, что кто-то из иностранцев последует за мной, потому не поспешила укрыться за кулисы, чтобы подготовиться к экскурсии в тайный мир кукол, которую собиралась провести для малышей после спектакля. Перекинуться словом со скучающими гардеробщицами было правилом хорошего тона.
В фойе театра есть своеобразный музей, в котором можно найти образцы кукольного искусства за все долгие годы работы театра. Молодой человек ходил от экспоната к экспонату с серьезным лицом посетителя Эрмитажа. Я думала ускользнуть незаметно, но он окликнул меня и спросил, не работаю ли я здесь, потому что у него возникло пару вопросов. Я ответила, что не работаю, но могу попытаться ответить, так как являюсь художником по куклам. Он сказал, что тогда ему очень повезло, и представился Яном.
Мой взгляд с его белесых глаз непроизвольно спустился к паспорту болельщика. Ян назвал свою фамилию, которую мне из-за количества букв и бликов на ламинированной карточке сложно было прочитать, и сообщил заодно, что он поляк, но живет в Чехии. На днях в фан-зоне ко мне с Ленкой пытались подвалить господа из Белоруссии, выдавая себя за хорватов. У этого Яна слишком маленький акцент для иностранца, слишком… И рассматривает меня господин поляк слишком внимательно. Нет, романы с любыми футбольными болельщиками не мой профиль. Романы с некоторых пор вообще не мой профиль.
— И как вам, пан Кржижановский, нравится у нас в Санкт-Петербурге? — спросила я по-чешски, с превеликим удовольствие наблюдая, как у пана вытянулось лицо.
Не на ту напал! Не стоит даже пытаться подкатить к выпускнице англо-чешской школы. Но, к моему удивлению, он тут же начал описывать свои восторги на великолепном чешском, в котором, возможно, и присутствовал акцент, но моему уху не дано было его уловить.
В общем-то вот и вся проверка, которой я подвергла пана Кржижановского. Слово за слово мы проболтали до второго звонка. Не о себе, а о марионетке серого волка, которая ему очень понравилась. Правда, он так и не сумел объяснить чем именно. Затем он пришел ко мне на экскурсию и ни на минуту не отводил взгляда от собачки, которую я смастерила из мотка толстой черной пряжи, чтобы наглядно показать детям, что они могут сделать дома из подручных средств. Через двадцать минут Ян стоял передо мной с предложением прогуляться. Я напряглась, но согласилась.
И согласилась бы на все, потому что меня вдруг скрутило от зависти при виде обнимающихся родителей. Но предложения интимного плана не последовало. Хотя просьба оказалась личного характера — провести его по блату в кукольный музей Театралки.
— На Васильевском острове, панна Вера, я уже побывал.
Музей! Я расхохоталась в голос и согласилась пробежать с ним мимо Цирка, через Фонтанку, на Моховую улицу… Комната со шкафами, набитыми дипломными куклами, конфискованными у выпускников, заставила мою рожу перекоситься. Из дальнего шкафа на меня взглядом Чарли Чаплина глядела марионетка старика Дракулы. Бедный, совсем иссох от тоски по своей создательнице.
— Я была готова его выкрасть, — пожаловалась я по-чешски своему спутнику, — когда они отказались мне его вернуть. Сказали, что он принадлежит им, потому что они научили меня, как его сделать. Козлы!
Последнее слово я произнесла уже по-русски и подумала, что по странной случайности или жуткой закономерности последнее время меня окружают исключительно козлы!
— Ты любишь вампиров? — оскалился Ян, хотя белозубой голливудской улыбки у него не нашлось.
Желтоватые зубы, немного даже угловатые, можно было и не демонстрировать с таким рвением. Впрочем, вкупе с почти бесцветными глазами, они были единственным недостатком его внешности. Во всяком случае, той ее части, которую не скрывала одежда.
— Нет, — ответила я. — Это вампиры меня любят.
Особенно денежные, типа Толика.
— Буду иметь в виду, — ответил Ян с еще большей улыбкой.
На этом мы с ним расстались. Не сразу, правда. После шашлыков. Он мило оплатил мои услуги ранним ужином в грузинском ресторане. Жалела ли я о таком сухом расставании? Тогда — да. Сейчас — нет. Я не люблю блондинов. После Толика только брюнеты. Точка.
— Блин, морковка!
Ленка прыгала вокруг меня и чемодана, в который я укладывала теплые вещи. Ян предупредил, что на рабочей площадке будет холодно. Дом старый. Отопление соответствующее.
— Представь только, жить в Чехии! — вопила она мечтательно.
Я шарахнула крышкой чемодана.
— Слушай, ты желаешь мне женского счастья или мечтаешь перебраться в мою квартиру навсегда?
