Перстень лежал на месте, то есть валялся на столе у самого края. Иннокентий то крутил его, то снимал-надевал, то катал по столу, когда нервничал или просто думал. Сейчас он уже не нервничал и решил, что сядет в кафе с чашечкой кофе, один, или пойдет… Да хоть в Русский музей на выставку. А машину вечером по тихому заберет. Моника ничего не узнает.
Иннокентий нашел Настю готовой к выходу. Диван чист. Одежду, по видимому, рыжая запихнула в рюкзак, который болтался за плечами. С лица школьница, ни дать, ни взять! А об остальном лучше забыть. Но, черт, какие ресницы: длиннющие и пышные без всякой там туши. Точно крашеная девка. Рыжие ж все бледные, а эта цветет и пахнет без обязательной тонны макияжа.
Парень — Иннокентий не смог вспомнить имя — уходить не собирался. Стоял у секретарского стола все так же голым по пояс. В офисе не жарко — видимо, забыл дома сменку. Махнул оттуда подружке рукой и все, а та в свою очередь бросила короткое «пока». Ни объятий, ни поцелуев, а молодежь нынче не стесняется посторонних. Видимо, эти двое всё же не любовники. И Иннокентий почувствовал, как от этой мысли потеплело не только в груди, но и чуть ниже ремня.
Вот же черт! Пришлось малость замешкаться, чтобы незаметно выдохнуть. Настя тем временем сама открыла дверь и теперь смотрела на него вопросительно: типа, идешь, чувак, или так и будешь пялиться на мою грудь? Да была б у тебя грудь, как задница, было бы о чем говорить, а так… Ну хоть бы моргнула, что ли? Взгляд кобры! Где стеснение? Не в моде нынче у школьниц?
Иннокентий перехватил дверь и обернулся к парню уточнить, знает ли тот, как закрывать входную дверь. Конечно же, Александр Николаевич все ему показал. Тогда Иннокентий тоже бросил парню короткое «пока» и тут же пожалел, что потратил на него целую минуту. Насте же куда-то там надо к полудню. Вот она, точно спринтер, и рванула от него, миновала лифт и побежала вниз по лестнице. Да так резво, что пришлось поднапрячься, чтобы догнать беглянку.
— Я знаю, что ты спешишь. Давай подвезу? — спросил Иннокентий и встал, как вкопанный: дурак, он же без машины! И жутко обрадовался, когда девушка отказалась:
— Мне пешком быстрее.
Вот и отлично! Ему с ней не по пути — ему в кафе за ирландским кофе и… Может, все же обратно к Монике. Она сидит в кресле надувшаяся. Может, даже плачет или, как обычно, врет что-то матери про их отношения. Такие девчонки, как Мона, на пересчет — те, что не считают деньги в бумажнике кавалера.
Рыжая вон тоже не окинула его оценивающим взглядом — типа, стоит улыбнуться или все равно ничего не обломится? Но все же замедлила шаг. Скорее всего из вежливости, потому что смотрела под ноги, а он следил за движением ее ремня в смутной надежде, что тот съедет вниз чуть больше и оголит копчик. Нет, рваные джинсы крепко сидят на бедрах и на ягодицах. Только пояс как-то странно болтается. В такую щель свободно пройдет ладонь, а там и до норки недалеко…
Да не твою ж мать! Иннокентий даже тряхнул головой. Что за мысли в воскресенье! Яйца не трещат, все слито этой ночью и не по одному разу. Просто мучит вопрос — в какую норку девица собралась лезть и чем… А вопросы Иннокентий еще с детства не любил оставлять без ответа, потому сказал:
— Ну раз близко, тем более могу подвезти…
Сказал и только потом подумал… О чем непонятно, уж явно не о том, что минуту назад собирался пойти за кофе. Возьмет такси, какая проблема…
Она обернулась, и на солнце, ударившим в стекло, кончик хвоста сделался медным. Лисичка! И нос тонкий, и губы, и шея…
— Как вас зовут? — спросила Настя, когда он, прищурившись из-за яркого света, миновал взглядом маленькую грудь и уставился во впалый пупок.
— Кеша, — выдал Иннокентий к своему ужасу.
— Спасибо вам, Кеша, но я пойду пешком.
— Куда, если не секрет? Вдруг нам по пути?
Теперь она всё же смерила его взглядом, но оценивающим вовсе не его благосостояние, и, бросив короткое «до свидания», ускорила шаг. Один пролет, и все — она влетела в двери и вылетела на улицу.
А что он такого спросил? Если только на лице не было написано нечто другое… Что? Что он хочет ее трахнуть? Нет, такого у него на лице никогда не написано. Для этого есть Моника, которая справляется с обязанностями любовницы на все сто!
Только ноги думали почему-то иначе. Иннокентий пролетел обе двери, точно догонял последнюю электричку, но увы… Лисичка успела замести рыжеватым хвостом все следы. Может, кто-то дожидался ее у подъезда? Такая хорошая девочка не могла быть ничейной… Видимо, так и не придется узнать про лисью норку. Ничего. Переживет.
Сейчас быстро купить кофе и вернуться за машиной, а потом… Влетит от Моники, так влетит, ведь за дело же… Обещал поехать на залив. Которую неделю обещал, так и август закончится, а с ним и лето. Уберут всякие лисички в шкафы рваные джинсы и не будут больше сверкать коленками перед занятыми мужиками… Это он поймал взглядом проходящую мимо девушку. Нет, эта мымра размалеванная пусть идет лесом… А вон та следующая…
Но тут в кармане завибрировал телефон.
— Да! — бросил Иннокентий грубо и замер, поняв, что ответил машинально, даже не взглянув на номер, а могли звонить по бизнесу.
— Кешка, выручай!
Иннокентий выдохнул. Сестра… Фу ты блин…
— Чего стряслось?
— Мама вся в соплях. Я не хочу ее к нам, а Тимофея надо к двум часам отвезти в театр. Сможешь? Ты же не уехал никуда?
— Причем тут я? — Иннокентий чуть гневной слюной не подавился. — Сама веди!
— Дурак! — выплюнула сестра так смачно, что Иннокентий даже на мгновение убрал телефон от уха. — Меня выворачивает уже два часа, голова кругом… Да что мужику про токсикоз рассказывать! Бесполезно!
— Лучше про токсикоз мне ничего не рассказывай, — прорычал он в трубку как можно тише. — Иначе я собственноручно придушу твоего…
Иннокентий не смог произнести слово «мужа». Никита не был больше ей мужем, в его глазах уж точно!
— Это не твое дело, — прошипела сестра в ответ.
— Окай. Раз это не мое дело, то звони своему Никите, и пусть он идет с сыном в театр, а не я… Ты как это себе вообще представляешь?!
— Кешка, ну это же твой племянник! И когда я в последний раз о чем-то тебя просила?
Иннокентий оскалился в телефон: она ничего не просит, он сам дает. Еще б она или ее кобель чего-то у него попросили!
— Давай дуй к нам! Тимофея еще накормить надо, а я еду видеть не могу! Никакую!
— Хорошо. Сейчас приеду! Дверь своим ключом открою, — и, сбросив звонок, добавил: — Дура!
При живом отце этого козла бы рядом не было — он его за шкирку и пинком под зад выкинул, когда открылась тайна про казино и баб. Тайна для них, но не для Лиды! Только развести их не успел до аварии, а после похорон, чуть ли не через неделю, сестра своего мудака обратно пустила. Они с матерью лишь через год узнали про их совместное житьё, и понеслось…. Квартира не сестры, а его — и Иннокентий сказал свое веское слово хозяина: жить Никита здесь не будет. Хочет семью — пусть снимает квартиру. Но мать… «Что ты хочешь, чтобы твоя сестра была одна?» Нет, с этим козлом! Который женился на деньгах, а не на бабе… Еще и нервы ей, собака, трепал…
