Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
В 1860 году, когда Лазарь приехал в Канаду, евреев там было мало. В середине XlX века в Монреале их не было и пятисот человек. К середине 1880х годов, когда Лазарь стал президентом Конгрегации Шаар Хашомаим, их насчитывалось уже более пяти тысяч. Погромы в России вызвали волну эмиграции, и к концу XIX века число евреев в Канаде удвоилось, а Монреаль стал еврейской столицей Канады, и фигура Лазаря с непокрытой головой и длинной, белой, библейской бородой была хорошо знакома всем в общине. Он не только построил синагогу, но и основал и возглавил несколько организаций для помощи настоящим и будущим еврейским иммигрантам и даже ездил представителем монреальского отделения Еврейского колонизационного общества в Палестину (где купил землю ещё в 1884 году). Младший брат Лазаря Цви Хирш Коэн, также вскоре приехавший в Канаду, стал впоследствии главным раввином Монреаля.
В 1914 году, когда президентом Шаар Хашомаим после своего отца стал Лайон Коэн, в Монреале уже жило около сорока тысяч евреев, и это была крупнейшая община в городе. В 1922 году синагога переехала в новое, более крупное здание в Уэстмаунте — длиной почти в целый квартал, в нескольких минутах ходьбы от дома на Бельмонт-авеню. Двенадцать лет спустя Нейтан и Маша внесли имя своего единственного сына в книгу регистрации актов о рождении корпорации английских, немецких и польских евреев Монреаля. Леонард получил своё еврейское имя — Элиезер, что значит «Бог есть его помощь».
Лайон Коэн пошёл по стопам отца: он был очень успешным бизнесменом, занимался одеждой и страхованием, а также вёл активную общественную деятельность — ещё не достигши двадцатилетнего возраста, стал секретарём Англо-еврейского общества. Впоследствии он основал еврейский культурный центр и санаторий, возглавлял проекты по оказанию помощи жертвам погромов. Лайон занимал видные посты в Обществе барона де Гирша, Еврейском колонизационном обществе и первой сионистской организации в Канаде. От имени своей общины он ездил в Ватикан на аудиенцию к Папе. Он был одним из основателей первой англо-еврейской газеты в Канаде, Jewish Times, и время от времени писал для неё статьи. В шестнадцать лет Лайон написал пьесу «Эстер», поставил по ней спектакль и сам сыграл в нём.
Леонард не знал деда — Лайон умер, когда его внуку было два года, — но между ними была связь, которая с годами только усилилась. Принципы Лайона, его трудовая этика и вера в «аристократию интеллекта» [3], как он всегда говорил, были в полном согласии с собственными взглядами Леонарда.
К тому же Лайон был убеждённым патриотом Канады. Когда началась Первая мировая война, он объявил набор добровольцев — призывал евреев Монреаля вступать в армию. Первыми записались два его сына, Нейтан и Хорэс (младший, Лоренс, был слишком юн). Лейтенант Нейтан Коэн, личный номер 3080887, стал одним из первых офицеров еврейской национальности в Канаде. Леонард любил смотреть на фотографии отца в форме. Но война подорвала здоровье Нейтана, его состояние периодически ухудшалось: возможно, именно поэтому он, хотя и был старшим сыном старшего сына, не стал в свою очередь президентом конгрегации и вообще сделал не так уж много для продолжения семейных традиций. Хотя официально он и возглавлял компанию «Фридмен», её делами в основном занимался Хорэс. Нейтан не был ни интеллектуалом, ни богословом. На бар-мицву он получил в подарок роскошное издание великих поэтов — Чосера, Вордсворта, Байрона, — но кожаный переплёт оставался нетронутым, пока эту книгу не вытащил из тёмного шкафа Леонард. По его словам, Нейтан предпочитал журнал «Ридерс Дайджест», но «у него была утончённая душа; он был джентльменом» [4]. Что касается веры, Нейтан был «консервативный иудей, не фанатик, не раб идеологии и догмы, и его жизнь целиком состояла из домашнего быта и жизни общины». Разговоров о религии в доме Нейтана не было, и думали о ней тоже немного. «О ней говорили не чаще, чем рыба говорит об окружающей её воде» [5]. Религия была просто традиция своего народа.
Отец Маши, раввин Соломон Клоницки-Клайн, был известным талмудистом и директором религиозной школы в литовском городе Ковно (теперь — Каунас), примерно в полусотне километров от родного города Лазаря. Кроме того, он был автором двух книг — «Лексикона омонимов еврейского языка» и «Тезауруса талмудических толкований», — которые заслужили ему прозвище Сар Ха-Дикдук, то есть «Король грамматиков». Когда из-за преследований евреев жить в Литве стало невозможно, он уехал в Соединённые Штаты, где ещё раньше поселилась и вышла замуж за американца одна из его дочерей. Маша отправилась в Канаду, где устроилась работать медсестрой. Когда истекло её разрешение на работу, он обратился за помощью к своему американскому зятю и так узнал о переселенческом комитете Лайона Коэна. Соломон и Лайон стали друзьями, благодаря чему Маша и Нейтан познакомились и затем поженились.
В детстве Леонард знал дедушку Клайна в основном по рассказам, потому что тот большую часть времени проводил в США. Маша рассказывала, что люди приходили за сотни километров, чтобы послушать деда. Ещё она рассказывала о его славе превосходного наездника: это Леонарду особенно нравилось. Ему было приятно, что он родился в семье, состоявшей из таких важных людей, но он был совсем юн, и интеллект не мог тягаться с физической силой. Леонард собирался поступать в военную академию. Нейтан дал своё разрешение. Леонард хотел сражаться на войне и получать награды, как делал отец, пока не стал инвалидом, которому иногда бывало трудно подняться по лестнице и за которым ухаживала мама, когда он не мог ходить на работу и оставался дома. В детские годы Леонарда Нейтан часто болел. Но у мальчика были доказательства, что отец когда-то был воином. У Нейтана в прикроватном шкафчике со времён войны хранился пистолет. Однажды, когда дома никого не было, Леонард проскользнул в родительскую спальню, открыл шкафчик и достал револьвер. Он был большой, 38 калибра, на стволе гравировка: имя отца, его звание и номер полка. Мальчик сжал его в ладошке и вздрогнул, поразившись тому, какой он увесистый, ощущая кожей холодный металл.
В доме номер 599 по Бельмонт-авеню деловито, по заведённому порядку кипела жизнь: это и был центр вселенной юного Леонарда. Вокруг этого центра располагалось всё, что могло ему понадобиться или захотеться. Его дяди и кузены жили неподалёку. Чтобы попасть в синагогу, куда Леонард ходил с семьёй каждое субботнее утро, а также по воскресеньям — в воскресную школу — и ещё два дня в неделю — на уроки иврита, — надо было просто спуститься с холма. Так же можно было попасть в обе его обычные школы — начальную школу Розлин и Уэстмаунтскую среднюю школу. Прямо за окном спальни Леонарда находился Мюррей-Хилл-парк, где он резвился летом, а зимой, как и все остальные дети Нового Света, делал «снежных ангелов»: ложишься в нетронутый снег и машешь руками и ногами, оставляя следы крыльев и ангельского одеяния.
Еврейская община Уэстмаунта была очень сплочённой. Кроме того, евреи были меньшинством в этом районе англо-протестантов. Которые, при всей своей влиятельности, тоже были меньшинством в Монреале — столице провинции Квебек, населённой главным образом франко-католиками. Которые, в свою очередь, были меньшинством в Канаде. Все чувствовали себя в каком-то смысле аутсайдерами, и все чувствовали свою принадлежность к чему-то важному. Это была «романтическая, конспиративная атмосфера», рассказывал Леонард, место «крови, почвы и судьбы». «В этой обстановке я вырос, — говорит он, — и в ней я чувствую себя очень естественно» [6].
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
