А Иза добавила:
– Мне нравится там играть.
– Мы с мистером Байдерманом договорились о том, чтобы он разрешил нам жить в его доме, – это и есть договор аренды, – объяснил папа, обращаясь к Лэйни.
Она обдумала его слова, готовясь к новому кувырку.
– То есть мы ему не нлавимся?
– Не то чтобы… – Мама замялась.
– Навелное, его надо обнять, – решительно заявила Лэйни.
Она успешно перекувырнулась, легла на живот и принялась искать своего кролика, который в тот момент прятался под диваном.
Джесси взглянула на календарь, висевший на стене.
– И всё? У нас всего одиннадцать дней?
– Он правда заставит нас переехать сразу после Рождества? – спросила Иза.
– Это потому, что я плохо приглядываю за Францем? – Гиацинта нервно прикусила ноготь. Услышав своё имя, пёсик открыл глаза и повилял хвостом, но тут же снова задремал.
– Это я виновата, – сказала Иза.
Все на неё уставились. Сложно было поверить, что их выгоняют из-за прилежной, тихой Изы.
– Его раздражает, что я играю на скрипке, – объяснила она.
– Дети, никто из вас не виноват, – вмешалась мама. – Помните, в прошлом году папа с дядей Артуром поставили нам особые прочные окна? Они почти не пропускают шум. Мы сделали всё возможное, чтобы убедить мистера Байдермана продлить договор. Я даже оставила у него под дверью коробочку лавандовых безе из миндаля.
Мама обиженно моргнула. Она, как профессиональный кондитер, с трепетом относилась к пирожным.
– Жалко их, – проворчал Оливер: он тоже с трепетом относился к пирожным.
– В новом доме будет подвал? Я смогу заниматься на скрипке? – спросила Иза.
– Я перееду только в дом с научной лабораторией. С горелкой Бунзена. И новыми колбами Эрленмейера, – упрямо заявила Джесси.
– Моя комната будет выглядеть так же, как здесь, да? Точно так же? – поинтересовался Оливер.
– Мы же не уедем далеко? Чтобы Франц не расставался с друзьями? – спросила Гиацинта.
Остальные дети в ужасе округлили глаза. Они и не подумали, что им, возможно, предстоит покинуть этот район, где они про всех знают, кого как зовут, кому сколько лет и у кого какая причёска.
– Я всю жизнь прожил в этом районе, – сказал папа. – У меня здесь работа. – Только Гиацинта заметила, что он увильнул от ответа и опустил взгляд. – Слушайте, дети, мне сейчас надо починить перила на третьем этаже и вынести мусор. Но мы ещё вернёмся к этому вопросу, хорошо?
Папа снял с вешалки поношенный синий комбинезон и натянул поверх одежды, в которой ходил ремонтировать компьютеры; в таких же комбинезонах обычно работают автомеханики.
– Мне очень жаль, что так вышло, – добавил он, оглядев печальные лица детей. – Знаю, вам здесь нравится. Но всё образуется, обещаю. – И он выскользнул за дверь.
Младшим Вандербикерам не нравилось, когда родители обещали, что всё образуется. Они же не прорицатели! Им хотелось засы́пать маму вопросами, но у неё внезапно зазвонил телефон. Мама перевела взгляд с детей на экран и обратно.
– Придётся ответить. Но… вы не переживайте. Мы ещё успеем всё обсудить, обещаю! – Она поспешила на второй этаж, говоря на ходу: – Да, мисс Митчелл, спасибо, что позвонили. Мы крайне заинтересованы в квартире, которую вы…
Дверь родительской спальни громко захлопнулась. Первым тишину нарушил Оливер:
– Переезд?! С ума сойти! Дурацкий Байдерман.
– Не хочу жить в другом доме, – сказала Иза, поглаживая струны своей скрипки. – Надеюсь, моя музыка всё-таки тут ни при чём.
Шесть лет назад, когда Иза училась в первом классе, она узнала о жгучей ненависти мистера Байдермана к музыкальным инструментам. Иза исполняла «Мерцай, звёздочка, мерцай»[2] на крошечной скрипке, в восемь раз меньше обычной, для соседки с третьего этажа, мисс Джози. Иза стояла на лестнице у её квартиры, но на середине песни на четвёртом этаже распахнулась дверь мистера Байдермана, и он заорал на весь дом, что вызовет полицию, если этот ужасный шум немедленно не прекратится. И хлопнул дверью.
Полицию! Из-за шестилетней скрипачки! Иза разрыдалась, и мисс Джози пригласила её к себе, напоила чаем, угостила печеньем из хрупкого фарфорового блюда и дала кружевной платочек – вытереть слёзы. Платочек она разрешила Изе оставить себе, и девочка спрятала его в футляр для скрипки, где он хранится и по сей день.
– Какая-то бессмыслица, – проворчала Джесси, меряя шагами пространство между диваном и панорамным окном. Она запустила руку в копну своих непослушных волос и затараторила, словно безумный учёный: – Третий закон Ньютона гласит, что на каждое действие есть равное ему противодействие. Учтите, что папа очень многое делает для всего дома. Чистит крыльцо, убирает листья и снег. Байдерман здорово экономит на ремонте, потому что всё чинит папа. А как же третий закон Ньютона? Никакое это не равное противодействие – то, что Байдерман нас выгоняет!
– Я хочу посмотлеть на этого «Ньютона»! – попросила Лэйни.
– Боюсь, законы тут неприменимы, – сказала Иза, поправляя свой и без того аккуратный хвостик.
– Законы Ньютона применимы ко всему, – ответила Джесси своим излюбленным тоном всезнайки, которую не переубедить.
– Дядя Артур помогает с серьёзным ремонтом, – заметил Оливер, просматривая стопку энциклопедий в поисках тома с пометкой «Н».
– Но остальное делает папа, – возразила Джесси. – А ещё он чинит ноутбук дяди Артура, когда тот ломается.
Оливер вытащил нужную энциклопедию и пролистал.
– Вот, это Ньютон, – сказал он и ткнул пальцем в фотографию.
– У него очень класивые волосы, – восхитилась Лэйни и погладила снимок.
– Не читайте там ничего, – пожурила их Джесси. – Этим книгам шестьдесят лет, не меньше, и в них полно ошибочных фактов.
– Ладно, ребята, не уходите от темы, – вмешалась Иза. – Видимо, мы должны успеть переубедить Байдермана до Рождества.
– То есть за четыре с половиной дня?! – ужаснулась Джесси и взглянула на свои наручные часы. – Точнее, за сто шесть часов!
– Именно. Меньше пяти дней, ребята. У кого есть идеи?
– Обнять его клепко-клепко? – предложила Лэйни.
Оливер потёр ладони и поднял бровь.
– Предлагаю взять баллончик с краской и написать у него на двери… – он выдержал паузу для большего эффекта, – мерзкие ругательства, которые обычно пишут в туалетах.
Иза пропустила слова брата мимо ушей.
– Лэйни, думаю, ты права. Надо постараться быть добрее к Байдерману. Ну, знаете, вырасти в его глазах.
