Но порой кто-то оставался. Если сезон оказывался настолько удачным, что корабли были не в состоянии забрать всю добычу, кому-то приходилось провести несколько худших месяцев на каменистом побережье, чтобы возвращающиеся охотники не нашли запасы разграбленными белыми медведями, песцами или другими хищниками — двуногими, вооруженными железом. Те, кто решался остаться зимовать на Севере, где днем солнце появлялось на небе всего-то на час-другой, а и то не всегда, ждали конца следующего сезона словно избавления.
Но, похоже, в этом году ждали тщетно.
Северные проливы до сих пор не сбросили ледяной панцирь. Даже там, где лед хотя бы чуть треснул, поля нестаявших торосов оставались огромными, словно города. Плыть кораблями между смыкающимися щелями значило рисковать расколоть хрупкие корпуса, словно ореховую скорлупку. Суда не пришли, запасы закончились, белый, словно волосы Андай’и, песцовый мех, за который на юге можно было объедаться деликатесами хоть месяц напролет, тут не смог бы наполнить ничьего желудка.
Ирония судьбы.
Его портал открылся в полумиле от селения: пять деревянных изб, поставленных из ценного на Севере дерева, да несколько юрт из китовых ребер, обтянутых шкурами. Большие котлы, где вытапливали жир морских гигантов, были прикрыты тканью и подперты, сотни стояков, на которых скребли и сушили шкуры, бодали небо, бесцельно ожидая начала новой работы. Тишина и спокойствие.
А должен был его приветствовать шум, движение и столько вареного тюленьего мяса, сколько сумел бы съесть.
Он почувствовал это сразу, едва пересек условную границу селения. Мурашки по хребту, деревенеющие кончики пальцев, чувство, будто кто-то смотрит тебе в спину, натягивая тетиву до уха. Страдание, давно отзвучавший вопль, воспоминание о котором все еще режет воздух, боль и мука.
Это были «дары» Кулака Битвы. Он чувствовал Силу, эту кровь в венах мира, чувстовал как аспекты, так и дикие, хаотические Источники. И даже тот безмерный, не объятый никаким разумом океан за ними. Сила, аспектированная или нет, уступала эмоциям, позволяла себя формировать, гнуть и лепить. И «использованная» таким образом, она оставляла след на теле реальности.
Тут господствовал голод, а из этого голода родилось нечто другое, мрачное и мерзкое. Отчаянье, гнев, ненависть.
Атаковали его с трех сторон одновременно. Три фигуры в мехах бросились на вора: две — выбежав из-за ближайшей хаты, третья выскочила из юрты за его спиной. Никакого приветствия, никаких вопросов, откуда он и каким чудом тут оказался; вместо этого ему должно было хватить трех широких гарпунов, направленных в грудь и спину.
Атаковавший со спины оказался первым. Альтсин не смотрел на него, ему не было в том нужды, он просто плавно уклонился, мягким движением пропуская тычок под мышкой. Перехватил гарпун за наконечником, сломал древко и воткнул зазубренное острие в горло мужчине.
Даже не взглянул на падающий труп.
Двое оставшихся крикнули, одним движением вскинули оружие и одновременно метнули ему в грудь. Он спокойно смотрел, как оба гарпуна плывут к нему по воздуху: древки чуть вибрировали, наконечники, покрытые ржавчиной и кровавыми потеками, тянули за собой бледные полосы. Этим оружием убивали, а духи мертвых все еще липли к железу.
Он сделал шаг влево, перехватил подлетающий гарпун за середину древка, обернулся на пятке и послал его во владельца. Оружие полетело назад быстрее, чем из осадного «скорпиона», ударило охотника в грудь и отбросило его на стену дома. Он был мертв еще до того, как гарпун пришпилил его тело к дереву.
Последний атакующий замер с ладонью на рукояти наполовину вынутого ножа. Альтсин переживал уже нечто подобное, давным-давно, когда один речной полубог пытался узнать, с кем имеет дело. Тогда он чувствовал, словно его одержала некая сила, но теперь это было для него совершенно естественно, как некогда нырнуть рукой в развязанный чужой кошелек.
Обычному смертному он наверняка казался демоном, у которого глаза на затылке, который движется быстрее молнии и обладает силой десятка людей.
Нож медленно вернулся в ножны, а последний нападающий развернулся и помчался в дом.
Альтсин двинулся следом.
И теперь, менее чем через час, сидел в том самом домике и смотрел в глаза связанного человека. Плевок пленника медленно замерзал на сапоге вора, лежащий на каменном полу человек даже не имел сил, чтобы плюнуть как следует.
Неважно.
Все это оставалось неважным в присутствии того, что колыхалось под потолком, почти посредине помещения.
Альтсин отвел взгляд от связанного мужчины и еще раз осмотрел комнату. Тут использовали немного дерева только на столешницу, остальную мебель, табуретки, лавки, даже полки около стен и рамы кроватей были сделаны из китовых костей. Старательно обработанных и соединенных.
Мастерская работа.
— Это ты сделал? — заговорил вор на диалекте несбордийских кланов.
Относительно того, что пленник — один из этих пиратов, сомнений не было. Именно они составляли большую часть добытчиков мехов и охотников в этих землях. Кроме того, у мужчины была светлая кожа и волосы, а еще голубые глаза, а татуировки из примитивных рун, украшавшие виски, позволяли понять, из какого конкретно племени или рода тот происходит.
Допрашиваемый только дернулся и еще раз попытался сплюнуть на своего пленителя. Но в этом жесте виделось больше страха и отчаяния, чем гордыни.
Это путешествие не должно было выглядеть вот так. Альтсин предполагал встретить тут корабли и людей, которые — за соответствующую плату — провезли бы его вдоль восточного конца континента туда, куда он желал добраться. Открытие магических порталов было делом непростым, неудобным и оставляло след, по которому любой более-менее талантливый чародей мог его отыскать. Кроме того, его тело все еще оставалось телом смертного: конечно, он мог пользоваться воспоминаниями авендери одного из сильнейших богов в истории, но применение полной силы Кулака Битвы выжгло бы его изнутри за несколько десятков минут. Подтверждалась истина древних воспоминаний — без верных и без поддержки группы потенциальных сосудов, готовых принять его дух, когда тот, что носит его сейчас, «используется», авендери был и одновременно не был мощью. Словно меч, сделанный из вулканического стекла: острее стали, но готовый расколоться, если ударить им слишком сильно. Смешнейшая из шуток, которые мир сумел ему устроить.
Однако он мог сделать несколько вещей, остававшихся недостижимыми для большинства смертных. Хватало нескольких минут, чтобы усвоить любой язык, на котором к нему обращались; он был быстр, силен, умел противостоять холоду, жажде и голоду.
А еще он видел духов. Животных, людей и не только.
— А ты? Чего ты хочешь? — проворчал он.
Встал и быстрым шагом вышел из дома, ведомый невысоким худым призраком, что вот уже некоторое время крутился около связанного мужчины.
