Север. Топор и скала
Честь горца
Шадори появились именно с той стороны, откуда их и ждали. Двенадцать груженных, словно мулы, мужчин вышли из леса на восточном краю горного луга, полонины. Остановились на линии деревьев. Выглядели они так, словно шли без остановки несколько последних дней: грязные, обросшие, задыхающиеся. Близился вечер, и солнце било им в глаза, а привольно раскинувшаяся полонина, чуть неровная и припорошенная свежим снегом, казалась пустой и спокойной. Соблазняла, обещая легкую дорогу и отсутствие засады.
Конечно же, обманывала.
Первый из мужчин сделал несколько шагов, по колени проваливаясь в мягкий пух. Снег, должно быть, выпал не раньше прошлой ночи. Пришлец поправил на спине большой мешок, что-то рявкнул остальным и двинулся вперед, намереваясь, как видно, пересечь луг наискось, кратчайшим путем. Остальные последовали за ним, держа дистанцию в несколько футов. Шагов через сто проводник остановился, тяжело дыша, и подал знак второму в цепочке, чтобы тот его заменил. Сам подождал, пока остальная группа минует его, и занял место в конце. Еще через сто шагов произошла следующая смена, потом еще одна. Для людей, наверняка шедших без остановки всю ночь, они удерживали хороший темп. За четверть часа одолели половину дороги.
И тогда полонина их предала.
Снег в десятке-другом мест по обе стороны от растянувшейся змеей группы взорвался. Из взвеси ледяного пуха выскочили укутанные в меха, размахивающие оружием фигуры. Воздух задрожал от крика:
– Горная Стража! Бросить оружие!
Шадори и не подумали подчиниться.
* * *
А вскоре все закончилось. Лейтенант Кеннет-лив-Даравит равнодушно смотрел, как его люди проверяют ножами, не притворяется ли кто из бандюганов мертвым. Двоих, взятых живьем, как раз вязали в сторонке. Полонина уже не походила на оазис покоя – на стоптанном снегу, меж трупами и брошенными вьюками, расцвели пятна яркого багрянца. Местами выглядывала и прошлогодняя травка.
– К хренам пошел живописный вид, – пробормотал он в пространство.
– Вы о чем, господин лейтенант? – Стоящий чуть в стороне десятник взглянул вопросительно.
– Ничего, ничего, Вархенн. Я после ночи в норе всегда сам с собой болтаю. Какие потери?
Татуированное лицо младшего офицера расцвело.
– Трое раненых. Но только один серьезно: получил удар в колено и не сможет идти.
– Нормально, я и так должен отправить гонца в Беленден. Когда присоединятся остальные, приготовьте сани и собак.
– Так точно.
Лейтенант глянул на пленников.
– А эти?
– Один молокосос и один идиот. Толку от них не будет.
– Посмотрим. – Офицер повернулся к группе солдат: – Андан! Удостой-ка вниманием своего командира!
Андан-кейр-Треффер, самый молодой из его десятников, послушно подскочил, и, казалось, ни тяжелый чешуйчатый панцирь, ни пояс, оттянутый саблей и топором на короткой рукояти, ему не мешали. Кеннет знал, что это отнюдь не чрезмерное усердие и не желание выслужиться. После ночи, проведенной в вырытых в снегу норах, каждая возможность движения казалась благословением. Младший офицер был невысоким и кряжистым, к тому же заросшим, словно медведь: на темной улице наверняка бы перепугал до полусмерти кого угодно. Лейтенант мысленно вздохнул и перевел взгляд на другого десятника.
Вархенн Велергорф, седой и усатый, в короткой кольчуге, кожаных портах и косматом кожухе, наброшенном на спину, выглядел сущим разбойником. Щеки, лоб и тыльные стороны его рук покрывали голубые, серые и черные племенные татуировки. Напоминающий палаческое орудие топор с длинной, дюймов в десять, бородкой он держал небрежно переброшенным через плечо. Железо все еще оставалось липким от крови. «Выглядим мы, проклятущее проклятие, хуже банды головорезов, – подумал Кеннет. – Ничего странного, что нам велят кричать пароль при каждой встрече».
– Андан, – сперва обратился он к молодому десятнику. – Собери людей. Хочу сказать им пару слов. Потом обыщи шадори. Может, узнаем, куда они шли.
Десятник исполнил нечто, при определенной фантазии могущее сойти за салют.
– Та-а-аточно. А чародей?
Офицер скривился.
– Не стану его дожидаться. Знает не больше нашего, а хлопот от него… Да и не затем я приказывал Берфу держать его подальше, чтобы теперь дожидаться его милость мастера, – сказал он с иронией. – Ах да, Андан, никаких отрезанных ушей, не у этих сукиных детей.
– Ясно.
– Бегом!
Коренастый младший офицер вперевалочку направился к солдатам. Кеннет повернулся к Велергорфу:
– Когда Андан закончит, пошлешь несколько человек, чтобы приготовить на краю леса большой костер.
– Так точно.
– Потом допросим этих двоих. Что же до сбора… Ты помнишь о моей просьбе?
Седой десятник слегка усмехнулся.
– Помню, господин лейтенант.
– Тогда держи уши на макушке.
Кеннет повернулся в сторону закатного солнца. Там полонина выглядела чистой и спокойной. «А ведь в мерзейшее дерьмо мы вляпались, – подумал он. – И прежде чем дело закончится – перемажемся по уши».
В десятке шагов позади Андан закончил строить отряд в шеренгу. Семнадцать солдат – живописная компания, облаченная в дивную коллекцию панцирей, шлемов, щитов и самого разного оружия. Только трое озаботились надеть плащи со знаками Горной Стражи. Лейтенант зашагал в их сторону.
Он знал, что и сам выглядит не лучше. Носил меховой кубрак, наброшенный на рубаху сурового полотна, крепкие сапоги и штаны из кожи молодого тюленя, шитые, по ахерской моде, шерстью внутрь. Дополняла все латаная кольчуга, простой шлем, длинный меч и округлый щит с островерхим умбоном. Если бы не светло-серый плащ с вышитыми на груди двумя шестерками и стилизованной мордой вессирской овчарки – символом Горной Стражи – никто бы в здравом уме не посчитал его императорским солдатом.
Горная Стража была одним из тех подразделений Меекханской империи, чья история уходила во времена предмеекханские. Прежде чем империя в своем движении на север уперлась в горы Ансар Киррех, этими землями владела свободная лига вессирских племен, чьей главной силой были как раз отряды воинственных горцев, именовавшиеся Горной Стражей. Во время войны с Меекханом стражники, знающие окрестности как свои пять пальцев, не раз и не два утирали нос имперской пехоте, вызывая удивление и неохотное признание оккупантов. Через шесть лет война закончилась принятием империей протектората над землями между рекой Ванавен и горной цепью Большой хребет. За следующий десяток-другой лет протекторат мягко перерос в аннексию. Случилось это благодаря крайне рассудительной политике империи, которая признала за туземцами полноту прав, какими пользовались родовитые меекханцы, и особо не вмешивалась в местные обычаи и традиции. А славившаяся прагматизмом имперская армия при случае прибрала к рукам и Горную Стражу, оценив ее умения и навыки. В местах, лишенных проложенных дорог, на горных тропках, в узких ущельях и на ветреных пиках стражники попросту оказались куда лучше регулярной тяжелой пехоты. Им даже позволили сохранить первоначальное деление на отряды, насчитывавшие сто и тысячу человек, однако назывались они теперь – уже в соответствии с меекханским обычаем – ротами и полками. Если сравнивать с полками меекханской пехоты, насчитывавшими двенадцать рот по двести человек, отряды Горной Стражи были меньше, но куда быстрее и значительно мобильней. Идеальные для горных схваток. Стражники рекрутировали солдат из местных горцев, позволяя каждому сохранять собственное вооружение и использовать любимый стиль битвы, поскольку в этих местах редко доходило до сражений в строю, сомкнутыми отрядами, щитом к щиту. В результате всякий отдельный отряд Горной Стражи выглядел бандой разбойников. И лейтенант Кеннет-лив-Даравит, собственно, перед таким отрядом и стоял.
