Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
Обсудив еще кое-какие практические вопросы, связанные с посещением Валгаллы, странники вернулись, как ни в чем не бывало, в комнату, где их ждали дамы, на самом деле не заметившие непродолжительной отлучки кавалеров. Нашлись у них свои, достаточно интересные темы, да и десерт, организованный для них Шульгиным, способствовал непринужденности общения. Они, словно древние римлянки, возлежали на удобных диванчиках по обе стороны низкого столика, дымя сигаретками и прихлебывая прохладительные напитки.
Все-таки трудно привыкнуть к таким коллизиям — у одних прошло полчаса, у других почти трое суток увлекательных приключений и смертельного риска. Лица до сих пор горели от мороза, ветра, жесткого снега.
Новиков собирался отложить рассказ об их рейде до общего собрания, но не получилось. Ирина, несмотря на розоватый свет прикрытой шелковым абажуром лампы, с одного взгляда заподозрила неладное. Как та жена, что по звуку вставляемого в дверь ключа определяет, сколько муж выпил.
Привстав на своем ложе, она спросила ледяным тоном:
— И где же вас на этот раз черт носил?
Лариса тоже села и начала всматриваться. Взгляд ее не сулил ничего доброго. Левашову как минимум.
— Да о чем ты? — стараясь, чтобы голос звучал естественно, первым ответил Олег. — Полчаса всего… Ну, сидели, разговаривали. Ну да, по сто грамм приняли, конечно…
— Никогда ты врать не научишься, — махнула рукой Лариса. — Знаю я ваши полчаса. И год могли прошляться. Давайте, колитесь, а то хуже будет…
Левашов, конечно, не выдержал. Другого выбора ему не оставалось. Остальным, впрочем, тоже. Не пристало взрослым серьезным мужикам запираться и отнекиваться, как застигнутым за курением в школьном туалете пацанам. Ну и пусть его, думал Андрей, прислонившись к мягкой спинке дивана, наслаждаясь покоем, близостью Ирины и очередным переходом от смертельного риска к безответственности и безопасности. А главное — концом депрессии.
Ароматный ликер пригубливал просто так, ради вкуса и запаха, отмечая для следующих литературных записей, насколько отличается восприятие той же самой жизни, когда меняется одна-единственная из ее составляющих. Ему не приходилось страдать хроническими, изматывающими, безнадежными телесными болезнями, душевными — тем более, но сейчас он впервые понял, как это ужасно и каким счастьем может быть избавление.
Олег рассказывал о возвращении на Валгаллу, о битвах с монстрами, о Базе, Учебном лагере, Дайяне и ее воспитанницах подробно и ярко, при этом тщательно пропуская ненужные, неуместные здесь и сейчас подробности. В самом начале Андрей поймал его взгляд, едва заметное подмигивание. Не перебивай, мол, не вмешивайся и не ляпни чего-нибудь лишнего.
Да уж конечно, практиканточки — это никого, кроме нас, не касается.
А в целом получалось у Левашова хорошо. Литературно. Достоверно и без натуралистических подробностей.
Шульгин слушал, потягивая коньяк и благодушно улыбаясь.
«Стоп», — сказал себе Новиков, когда мягкая ладонь Ирины коснулась его руки. Она наверняка что-то почувствовала. Его внутреннюю напряженность, или никому другому не заметную фальшь в словах Левашова. Так и на самом деле — ей слушать рассказ Олега — как старослужащему капитану Максиму Максимовичу излияния прапорщика Печорина о Кавказской войне. Его сразу охватило чувство любви к ней, благодарности за ласку и понимание, желание тут же, не стесняясь окружающих, начать целовать сначала эти милые пальцы, потом выше, выше, шею, лицо…
«Стоп! Это — опять симптомчик. Переход из депрессивной фазы в маниакальную». — Новиков был достаточно начитан в популярной медицинской литературе, да и многолетнее общение с Шульгиным кое-чего стоило.
Вот на чем его подловили дуггуры! Ни к чему им было проникать в глубины его изощренного интеллекта и гасить способности кандидата в Держатели. Попали в болевую точку древних мозговых структур. Сидела там от общих обезьяноподобных предков унаследованная склонность к циклотимии[1]. Все гуманоиды, в силу специфических особенностей эволюции мозга, в качестве расплаты за разум обязательно оказываются привязанными к психическому маятнику, раскачивающемуся между шизофренией и циклотимией. А там уж как кому повезет.
Слава богу, что шизофрения — не его удел. Было бы гораздо противнее. Значит, большую часть жизни он прожил при акцентуации в сторону гипоманиакальности. Отсюда оптимизм, веселость, бесшабашность, способность к стремительным и неизменно верным решениям, озарениям и тому подобное.
Тем страшнее оказался провал в подспудно копившуюся депрессивность.
Андрею сейчас хотелось радоваться жизни со всей разнузданностью. Но самоконтроль сохранялся.
«Как наилучшим образом дать выход этой вспышке?»
Ответ явился сам собой.
— Сашка, найди мне гитару!
Новиков очень давно не пел в компаниях, времена и самоощущение чересчур резко изменились. Как бы не ошибиться — Альбе с космонавтами пел последний раз или офицерам-корниловцам после взятия Каховки? Наверное, тогда. После — было не в настроение.
Ну и ладно!
Шульгин на минутку вышел из комнаты, вернулся с инкрустированной перламутром шестистрункой. Андрей бегло ее осмотрел, попробовал взять несколько аккордов. Гитара была великолепна, под его руку настроена.
Лариса смотрела на Новикова странным взглядом. По-своему, но чувствовала, что какие-то изменения и в Левашове, и в остальных произошли.
Андрей, утрированно подражая признанным (и призванным) в аристократических кругах исполнителям, сбросил с плеч куртку, лихо хлопнул рюмку, отошел в угол, откуда акустика обещала быть правильной, поставил ногу на резной табурет.
Еще раз пробежал пальцами по ладам. Годится.
Ему захотелось спеть нечто разнузданное, отвязное, на грани пристойности, а то и за ней, типа частушек, что орут крепко выпившие мужики и бабы в среднерусских деревнях, но он сдержался. Джентльмен остается джентльменом, даже когда у него начинает сносить крышу.
Пожалуй, исполним вот что:
Мы прекрасны и могучи,
Молодые короли,
Мы парим, как в небе тучи,
Над мира́жами земли.
В вечных песнях, в вечном танце
Мы воздвигнем новый храм,
Пусть пьянящие багрянцы
Точно окна будут нам.
Окна в Вечность, в лучезарность,
К берегам Святой Реки,
А за нами пусть Кошмарность
Создает свои венки.
Пусть терзают иглы терний
Лишь усталое чело,
Только солнце в час вечерний
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
