— То, что ты говоришь...
— Да, Дру Лэтем, если в не безумное упорство ожесточенной женщины, я могла бы стать зонненкиндом, такой же, как Жанин Клунз. К сожалению, нацисты скрупулезно все регистрировали, и моей бабушке вместе с мужем приходилось все время убегать, у них никогда не было ни своего постоянного дома, ни возможности дать ребенку нормальное образование. В конце концов, после войны они перебрались в Бельгию, где эта почти неграмотная девочка выросла, вышла замуж и родила меня в 1962 году. Поскольку матери самой не удалось получить соответствующее образование, она была одержима идеей дать его мне.
— Где твои родители теперь?
— Отец бросил нас, когда мне было девять лет, и, оглядываясь назад, я могу понять почему. Мать унаследовала от моей бабушки настойчивость в достижении цели. Так же, как еемать рисковала всем — ей даже грозила публичная казнь через повешение, — лишь бы выкрасть свое дитя из дома ребенка, моя мать была поглощена мной. На мужа у нее времени не оставалось, она полностью сосредоточилась на дочери. Я должна была постоянно лихорадочно читать, получать наивысшие баллы в школе, учиться, учиться, учиться, пока сама не стала такой же, как она, одержимой и помешанной на своей учебе.
— Неудивительно, что вы поладили с Гарри. А мать твоя жива?
— Она в частной клинике в Антверпене. Она, можно сказать, сожгла себя и теперь едва меня узнает.
— А отец?
— Кто знает? Я никогда не пыталась его найти. Позже мне часто приходила эта мысль в голову, потому что, я уже тебе говорила, мне стала ясна причина его ухода. И знаешь, при первом же удобном случае я сама ушла от матери, пока она совсем не раздавила меня. Потом появился Фредди, и я выскочила замуж...
— Ну ладно, с этим покончено! — сказал Дру, улыбаясь и сжимая ей руку. — Теперь я чувствую, что знаю тебя достаточно хорошо, чтобы продолжить род Лэтемов.
— Как благородно с твоей стороны. Я постараюсь быть достойной.
— Достойной? Это ты снисходишь до меня, но я хочу, чтоб ты знала: первое, что я заказываю для библиотеки, — это несколько энциклопедий.
— Для какой библиотеки?
— В доме.
— В каком доме?
— В нашем.Прямо за поворотом этой старой дороги, которую я, естественно, выровняю, раз могу теперь это себе позволить.
— О чем ты говоришь?
— Это нечто вроде черного хода во владения.
— Какие владения?
— Наши.Ты говорила, что любишь горы.
— Люблю. Посмотри вон туда вверх, какие они величественные, аж дух захватывает.
— Ну тогда пойдем, любительница гор, мы почти у цели.
— У какой цели?
— Понимаешь, — сказал Дру, когда они свернули налево по грязной дороге, — у меня есть друг в Форт-Коллинс, он мне и рассказал об этом месте. Гвоздь по-настоящему богат — мы его прозвали Гвоздем, потому что он мог пригвоздить, прижать к стенке кого угодно — любимую женщину, делового партнера. Так вот он сказал, что остался только один участок, если я, конечно, смогу заплатить. А потом, и это тоже в духе Гвоздя, добавил, что может помочь, если с деньгами проблема.
— Чем он занимается?
— Никому не известно. У него куча компьютеров, он торгует акциями, облигациями, товарами, что-то в этом роде. Но я был так горд, что могу ему сказать: «Это не проблема. Гвоздь. Если мне понравится, куплю».
— А он что?
— "Это на зарплату-то от государства, дружище?" А я говорю: «Нет, дружище, я разместил свои ежедневные заработки на европейских рынках», и он сказал: «Давай позавтракаем или пообедаем, а то поживи у меня сколько захочешь».
— Ни стыда у тебя, ни совести, Дру Лэтем!
Поворот закончился, и то, что открылось их взору, заставило Карин ахнуть от изумления. Перед ними лежало огромное озеро с голубовато-зеленой прозрачной водой, по которой скользили белые паруса, а вдали виднелся ряд домов изысканной архитектуры с выступающими причалами ниже ухоженных лужаек. Над ними, озаренные солнцем, простирались вдаль горы, подобно райским крепостям защищая живописную земную долину. Справа раскинулись обширные поля, вплотную примыкающие к озеру, никем не заселенные, заросшие высокой травой и полевыми цветами.
— Вот, леди, и наш дом. Разве ты его не видишь? В паре миль отсюда юго-западный вход в национальный парк Скалистых гор.
— Милый мой, мне просто не верится!
— Верь, это все наше. А через год и дом будет — после того, разумеется, как ты одобришь план строительства. Гвоздь достал мне лучшего архитектора в Колорадо.
— Но, Дру, — засмеялась Карин, сбегая по заросшему травой холму к кромке воды и ручью у границ их владений. — Это займет столько времени, что мы будем делать?
— У меня была идея разбить большую палатку, как делают те, кто незаконно селится на незанятой земле, но это не пойдет! — кричал Дру, догоняя ее.
— Почему? Мне бы вполне подошло!
— Не подошло бы, — сказал Дру, тяжело дыша, обнимая ее за плечи. — Угадай, кто прилетает, чтобы наблюдать за начальным этапом строительства, потому что хлопчик на это неспособен?
— Полковник!
— Правильно.
— Он тоже тебя очень любит.
— Я думаю, тут у тебя есть преимущество. Ему дали полную пенсию, но старику некуда деться. Дети у него взрослые, у них уже свои дети, и, побыв с ними несколько дней, он полностью теряется. Ему нужно все время быть в движении, Карин. Позволь ему пожить у нас немного, пока его опять не потянет в дорогу, ладно?
— Я никогда не могла бы ему отказать.
— Спасибо. Гвоздь снял для нас дом в десяти милях по Тридцать четвертому шоссе, а я согласился прилетать в Вашингтон на пять дней в месяц, не больше. Только консультации, никакой практической службы.
— Ты уверен? Ты сможешь так жить?
— Да, потому что полностью выложился и больше мне нечего доказывать — ни Гарри, ни кому-либо другому.
— А что мыбудем делать? Ты молод, Дру, а я еще моложе. Чем мы будем заниматься?
— Не знаю. Сначала построим дом, на это уйдет года два, а потом — ну, потом подумаем.
— Ты действительно собираешься уйти из отдела консульских операций?
— Это на усмотрение Соренсона. Кроме пяти дней в неделю, я считаюсь в отпуске до марта следующего года.
— Тогда, значит, ты еще не решил. И решать будет не Соренсон, а Дру Лэтем.
— Уэсли все понимает. Он был там, где я, и он ушел оттуда.
— Где это? — тихо спросила Карин, обнимая Лэтема и пряча лицо у него на груди.
— Я и сам точно не знаю, — ответил Дру, обнимая ее. — Благодаря генам Бет я здоровый парень и вполне способен о себе позаботиться, но тоже кое-что узнал за последние три месяца — это связано с тобой, ты — главное... Я не хочу бояться за нас обоих круглые сутки. Сказать по правде, на самом деле я оружия не люблю, хотя оно и не раз спасало нам жизнь. Меня тошнит от установки «Убей или убьют тебя». Я больше не хочу участвовать в этой игре и абсолютно уверен, что не хочу твоего в ней участия.
