на двери и уходящих людей. Я моргнул, мои глаза все еще пытались восстановиться и приспособиться к свету. Ко мне наклонился размытый силуэт Роккаррема.
– Почему? – спросил я.
Единственное слово, произнесенные надломленным, хриплым голосом.
– Боюсь, Судьба служит Единственному Истинному Королю. Это закон, которого придерживался твой отец, его отец и отец его отца. Его нельзя нарушить.
Я с трудом кивнул, превозмогая невыносимую боль.
– Каден.
Роккаррем медленно покачал головой.
– Нет.
– Тогда кто?
Комната тряслась. Я посмотрел мимо Роккаррема и увидел, как Каден несет копье, покрытое моей кровью, в центр комнаты, где зияла огромная трещина. Существа, большие и маленькие, вырывались из расщелины, с ревом и криком взлетая в небо. Мое сердце выпрыгивало из груди, как бешеный зверь, кровь леденела. Я моргнул, убежденный, что вижу галлюцинации. Из разлома появилась внушительная фигура, за которой последовало несколько мужчин, одетых в ту же броню, что и Каден. Шипованные военные сапоги облегали ее ноги, заканчиваясь высоко на бедрах. На ней была тяжелая, скользкая от крови броня, на плечах покоились черепа. Серебряные волосы развевались за спиной на призрачном ветру. Она увидела меня и улыбнулась. В ее глазах я увидел древнюю, первородную ярость. И у этой ярости было имя.
– Привет, Губитель Мира, – промурлыкала она, стряхивая шматок плоти со своего меча. – Я по тебе скучала.
Мне не требовалось безупречное зрение, чтобы точно знать, кто она. Ее голос пробуждал кошмары, наполненные страхом, смертью и кровью.
Нисмера.
89. Дианна
Я выругалась, всплеснув руками. Я шла по этому чертовому тротуару, бежала и спотыкалась, пытаясь выбраться из своей долбаной головы. Самкиэль вернулся на руины Раширима, он, возможно, умирает, а я застряла в собственном разуме. Я закричала, но ни в одном доме не мерцал свет.
Вздохнув, я повернулась обратно к тому месту, которое так меня тянуло. Деревянная дверь нашего с Габби дома медленно распахнулась. Скрип петель эхом разнесся по пустой улице, и я расправила плечи.
– Отлично. Хочешь, чтобы я пошла в этот дурацкий дом? Тогда я пойду в дурацкий дом.
Ветер развевал заросшие кустарники вдоль каменной дорожки, которую мы с Габби выложили. Район был тихий – даже слишком тихий. Я положила руки на бедра и какое-то время смотрела на дом, прежде чем двинуться по тропинке. Деревянные доски крыльца заскрипели. Я переступила порог и вошла внутрь, озноб пробежал по моей спине. Дом был таким, каким я его оставила, каким мы его оставили. Мебель была покрыта слоем пыли, двери болтались на петлях, а сломанные перила покосились вдоль лестницы.
Я сделала шаг внутрь, и дверь за мной закрылась.
– Я здесь. Что теперь? Собираешься и дальше отнимать у меня время или я могу уйти и вернуться в свое тело?
Мой голос эхом разнесся по комнате, но ответа я не получила. Хотя я его и не ждала. Почему я тут застряла? Я умерла?
Я выбросила эту мысль из головы, сосредоточившись на наших инициалах, вырезанных на грязной стене. Сделав несколько шагов по коридору, я потянулась, чтобы к ним прикоснуться, но мои пальцы замерли в дюйме от стены. Сжав их в кулак, я опустила руку. Разве они что-то значат? Все оказалось ложью.
– Помнишь, когда мы были маленькими, ты всегда говорила мне запереть то, о чем я не хочу думать? Я не знала, что ты имеешь в виду настоящий дом с дверьми, – сказала Габби.
Мое сердце екнуло, дыхание перехватило. Этот голос. Нет, этого не может быть. Я обернулась, ожидая увидеть призрак, мерцающий неясный силуэт, но увидела ее – целую и невредимую, прямо передо мной.
Покачиваясь, она приподняла подол тонкого белого платья.
– На самом деле сейчас я так не выгляжу, но я помню, что мы носили одинаковые платья, когда ходили…
Он не смогла договорить – я обхватила ее руками так крепко, что даже не могла дышать. Моя голова покоилась у нее на плече, кончики ее волос щекотали мне нос, и ее запах, боги, этот запах. Я забыла, как она пахла. В последний раз она пахла холодом и пустотой, смерть уже забрала ее к себе. Она обняла меня в ответ, и я притянула ее к себе еще сильнее.
– Как? – сдавленное рыдание сорвалось с моих губ.
– У нас не так много времени.
Дом снова заскрипел, а затем послышался треск дерева. Я отстранилась, мы обе посмотрели наверх. Трещина началась в углу и тянулась по потолку. Оглядевшись вокруг, я заметила, сколько новых трещин образовалось с тех пор, как я была здесь в последний раз. Они, словно паутина, опутывали стены и пол.
– Что происходит?
– Ты слишком долго сдерживалась, Ди.
– Что?
Из комнаты послышался стук. Габби отпустила меня и пошла прочь, исчезая за углом. Звук раздался снова, и я погналась за ней.
Тук.
Тук.
Тук.
Я остановилась, тусклый свет лился из-под двери в конце зала. Она была обмотана цепями и увешана тяжелыми замками.
Габби стояла перед дверью и смотрела на нее.
– Они сказали, что никогда не слышали о существах, подавляющих свою силу, но я ответила, что они никогда не встречали никого столь упрямого, как ты.
– Что? Кто это сказал?
Стук раздался снова, и дверь выгнулась наружу, по краям засиял свет. Когда дверь снова прогнулась, образовалось еще больше трещин. Казалось, будто она дышит.
– Ты заперла его там. Это часть тебя.
– Мне пришлось, – сказал я, отступая назад и глядя в пол. – Я потерпела неудачу.
Габби положила руки на бедра и повернулась ко мне лицом.
– Ты ведешь себя глупо и слабо. Это не моя сестра.
Она протянула руку и схватила один из замков.
Я побежала по коридору и сжала ее запястье.
– Что ты делаешь?
– Открываю эту чертову дверь. У нас мало времени.
– Габби. Остановись.
Она повернулась ко мне, и я увидела на ее лице чистую решимость.
– Нет, это ты остановись. Больше никаких запертых дверей.
– Габби, я могу просто минутку порадоваться, что ты здесь?
– Нет, мне нужно, чтобы ты открыла дверь, Дианна.
Она дернула замок, но он был таким тяжелым, что едва сдвинулся с места.
– Габби.
В доме завывал ветер, по стенам ползли новые трещины. Я чувствовала, как тьма кружит около меня, словно хищник, который готовится прыгнуть на свою жертву и разорвать ей горло.
– Мне нужно, чтобы ты признала, что ты прячешь свои силы, потому что думаешь, что подвела меня, что твои силы меня подвели, и поэтому ты от них отвернулась.
Я ничего не сказала, на глаза навернулись слезы.
– Ты знаешь, что
