говорил ему ровно тоже самое: "О, вот это уже немного обидно. Потому что вы как вестовой Крапилин, что как известно, хорошо начал, а кончил скверно. "Я не могу на него смотреть" и проч., и проч. Что вам защищать достоинства своей книги — вам нужно крикнуть всем критикам: прочь, упыри! Подите вон! Правда, я при этом бы прогнал большую часть ретивых поклонников — из них большая часть — неумны. (Не стоит стесняться, ретивые поклонники Пушкина тоже не Бог весть какая ценность). Надо остаться с малочисленной группой умных поклонников и группой ироничных друзей, а они у вас, несомненно, есть — вы же вполне успешный человек: интересная работа, журналистика, не под забором живёте.
Писатель вообще не должен защищать достоинств книги — ни тех, ни этих. Если он это делает, значит, что-то не то в этой книге.
Ну, а насчёт массовости это вообще как-то неловко слушать. Массовость — это не критерий ничего (во-первых, мы говорим о тираже, а о масскульте пока не говорим). Мы же с вами оба знаем, что массово впарить можно что угодно… Альтернативная вселенная какая-то… Притча… Это вообще к Ричарду Баху с Павлухой Паэльей. Ну, помилуйте, где у вас там притча? Ну где?". Правда, тогда речь шла тогда о прошлом романе — бородилке-стрелялке.
Ну, и если автор меня прочитает, то хотелось бы узнать, всё-таки он или не он участвует в том самом ролике, что намекает на Близкий Конец Времён, предсказанный индейцами?
Извините, если кого обидел.
24 декабря 2007
История про диафильм
Я вам рассскажу про диафильм.
То есть, это, конечно, не диафильм, а иллюстрации-заставки перед главами одного советского романа. Это лакомство для любителей, кино не для всех.
Представьте себе, что это немой диафильм (в настоящих каждый кадр подписывался) — и вы увидите, что это не хуже немого кино.
Я чрезвычайно люблю советскую книжную графику (причём не первого ряда: знаменитостей-то всяк любит), а ту, которая известна мало.
Так вот, предложенный диафильм нужно просто посмотреть подряд, катая колёсико мыши — я потом расскажу, что это за роман, и в чём его смысл. Но лучше смотреть диафильм не зная, что к чему — мне кажется, что сюжет восстанавливается однозначно. Даже, возможно, выходит лучше.
Не знаю, стоит ли объяснять, что 34 кадра вполне соотносятся с 36 в советских диафильмах — а они со стандартной длиной фотоплёнки. Вспомнить эту книгу, особенно для человека моего поколения — дело-то не хитрое.
А вот "прочитать" заново, особенно человеку с книгой изначально незнакомому, гораздо интереснее. То есть, не зная сюжета, посмотреть, как меняются сцены — именно так, как они меняются в диафильме.
Ну так вот:
Извините, если кого обидел.
Ну, теперь можно рассказать и о книге.
Бадигин К. На затонувшем корабле. Художник Евгений Скакальский. — М.: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1964. - 464 с.
Это очень интересный роман, написанный в 1960–1964, в котором есть всё. Вкратце, суть заключается в том, что переплетаются две судьбы — советского капитана, бывшего подводника Артемьева и эсэсовца Фрикке. Немец вырос в Кенигсберге, скрывается под личиной фальшивого литовца, устраивается в порт и пытается добыть с затонувшего немецкого корабля документы с тайнами янтарных сокровищ. Артёмьев, что потопил тот самый транспорт, занимается изучением льдов на Русском Севере, становится капитаном дальнего плавания, потом превращзается в объект интриг мерзавца-бюрократа, а конце концов надевает водолазный костюм и героически спасает судно, что поднимают со дна.
Так вот в книге есть всё — Кенигсберг в 1945 со всей его мифологией: янтарной комнатой, зоопарком, Прегелем и Кантом, с танками и бомбоубежищами. В повествовании есть несколько позитивных немцев (в частности, один кузнец, изрекающий мудрые мысли) — но они пропадают, поскольку както было непринятно говорить, что всех немцев выслали в 1946.
Там есть потопленный транспорт с гражданскими и военными — аллаверды «Вильгельм Густлов».
Там есть литовский вопрос: фальшивый литовец постоянно сеет межнациональную рознь и бормочет, что русские обижают литовцев.
Там есть мотив возвращения за кладом отца (который реализован у Юлиана Семёнова в «Противостоянии»), правда, для немца из романа Бадигина это клад дядюшки, которого, впрочем, он сам и отравил.
Там есть мотив американских шпионов, которые, рано или поздно, приходят ко всем немецким шпионам на территории СССР и приказывают возобновить работу.
Там есть история про добычу зверя, в которой преуспевает северный русский капитан, при этом читателю понятно, что бьют белька, маленьких нерпят, и т. д.
Там есть история про экипажи судов дальнего плавания и постоянный пресс в смысле визы, благонадёножности, и вообще специфика торгового флота с его «загранками».
Там была история, в детстве меня потрясшая: на скорлупе яйца можно написать что-нибудь уксусом, и тогда, после варки уже под скорлупой, можно будет прочитать написанное. Так делал молодой негодяй — рисовал свастику на яйце, а потом на глазах заслуженного нацистского
