как я там оказалась.
Я целовала и целовала его… и сама не заметила, как наш смех умолк. А следом погасли и улыбки. Поцелуи из игривых стали жадными. Когда я отстранилась и заглянула в его глаза, они, казалось, прожгли меня насквозь.
Максон прижал меня к себе, и я почувствовала, как колотится у него сердце. Охваченная каким-то неутолимым голодом, я принялась стягивать с него пиджак. Он помогал мне, но при этом не выпускал из объятий. Мои туфельки полетели на пол и остались на ковре. Максон пошевелил ногами, сбрасывая свою обувь.
Не отрываясь от моих губ, он со мной на руках перебрался подальше от края кровати и уложил на постель. Его губы скользнули по моей шее вниз, мешая мне сосредоточиться на развязывании его галстука. Наконец я справилась с узлом и зашвырнула его к нашим туфлям.
– Вы нарушаете правила, мисс Сингер.
– Вы же принц. Вы можете просто меня помиловать.
Он фыркнул, его губы переместились к моему уху, скользнули по щеке. Я принялась расстегивать на нем рубашку, досадуя на неподатливые пуговицы. Несколько последних Максон расстегнул сам, затем сел, высвободился из рукавов и швырнул смятый ком в сторону. Когда я в прошлый раз видела Максона без рубашки, обстоятельства помешали мне насладиться этим зрелищем в полной мере. Но теперь…
Я провела кончиками пальцев по его животу, восхищаясь железным прессом. Добравшись до пряжки ремня, я взялась за нее и толкнула Максона на постель. Он и не думал сопротивляться. Его рука проникла под мои пышные юбки и по-хозяйски расположилась на бедре.
Почти теряя рассудок, я хотела большего, еще большего и боялась, что он не позволит мне продолжать. Не отдавая себе в том отчета, я обхватила его руками и впилась пальцами ему в спину.
Он мгновенно перестал целовать меня и, отстранившись, заглянул мне в глаза.
– Что? – прошептала я, леденея от страха, что ничего больше не повторится.
– Тебе… тебе неприятно? – спросил он с тревогой.
– Что неприятно?
– Касаться моей спины?
Я провела ладонью по его щеке и в упор посмотрела ему в глаза, чтобы у него не могло остаться никаких сомнений в том, что я чувствую.
– Максон, часть рубцов на твоей спине из-за того, что ты не хотел, чтобы они появились на моей. И я люблю тебя за это.
Он замер:
– Что ты сказала?
Я улыбнулась:
– Я люблю тебя.
– Еще раз, пожалуйста. Я не…
Я обхватила его лицо ладонями:
– Максон, я люблю тебя. Я люблю тебя.
– И я тоже люблю тебя, Америка. Я люблю тебя всем своим существом.
Он снова нашел мои губы, и мои руки пустились путешествовать по его спине, но на этот раз он не остановился. Обхватив меня, он принялся теребить застежку моего платья.
– Господи, да сколько же здесь этих дурацких пуговиц?! – пожаловался он.
– Знаю! Это…
Максон уселся и, взявшись обеими руками за вырез платья, одним рывком разорвал его на груди, которую теперь прикрывала лишь тончайшая шелковая сорочка.
Повисла напряженная тишина. Максон пристально посмотрел мне в глаза. Не отводя взгляда, я уселась и спустила с плеч рукава платья. Избавиться от них оказалось не так-то просто. Под конец мы с Максоном очутились в постели на коленях, по-прежнему продолжая целоваться. Моя едва прикрытая невесомым шелком грудь касалась его груди.
Мне хотелось провести всю эту ночь рядом с ним, без сна, исследуя новую вселенную, которая нам открылась. Все остальное словно перестало существовать… И тут из коридора донесся грохот. Максон повернулся к двери. Казалось, он ожидал, что она в любой миг распахнется. Никогда еще я не видела его таким напряженным, таким напуганным.
– Это не он, – прошептала я. – Кто-то из девушек запнулся на пороге своей комнаты или служанка уронила что-то. Все в порядке.
Максон наконец перевел дыхание, которое, оказывается, сдерживал все это время, и, навзничь рухнув на постель, прикрыл глаза ладонью, то ли раздосадованный, то ли обессиленный, то ли и то и другое сразу.
– Я не могу, Америка. Не в таких условиях.
– Все в порядке, Максон. Нам ничего не грозит. – Я улеглась рядом с ним, уткнувшись носом в его свободное плечо.
Он покачал головой:
– Я хочу отбросить все заслоны. Ты этого заслуживаешь. А так я не могу. – Он взглянул на меня. – Прости.
– Ничего страшного. – И все же я не могла скрыть разочарование.
– Не огорчайся. Я хочу увезти тебя в свадебное путешествие. Куда-нибудь, где будет тепло и не будет больше никого, кроме нас двоих. Никаких обязанностей, никаких камер, никаких охранников. – Он обнял меня. – Так будет намного лучше. И я смогу по-настоящему тебя избаловать.
Когда он так это сформулировал, ожидание больше не казалось таким невыносимым, но я была бы не я, если бы не оставила последнее слово за собой.
– Ты не сможешь меня избаловать, Максон. Мне ничего не нужно.
Теперь он кончиком носа терся о мой нос.
– О, я знаю. Я говорю не о материальных вещах. Ну, то есть, – поправился он, – и о материальных вещах тоже, но это не главное. Я собираюсь любить тебя так сильно, как еще ни один мужчина не любил ни одну женщину, как тебе никогда даже не мечталось. Я обещаю тебе.
Поцелуи, которые последовали за этим обещанием, были нежными и робкими, как наш первый поцелуй. И я чувствовала, как его обещание начинает исполняться прямо здесь и сейчас. И страшилась, и радовалась возможности быть любимой так сильно.
– Максон?
– Что?
– Ты останешься со мной на ночь? – спросила я. Он поднял бровь, и я хихикнула. – Я буду паинькой, честное слово. Просто… я хочу, чтобы сегодня ты спал здесь.
Он устремил глаза к потолку, размышляя. Но в конце концов уступил:
– Хорошо. Но мне придется очень рано уйти.
– Ладно.
– О’кей.
Максон снял брюки и носки и аккуратно сложил их, чтобы не смялись. Потом забрался обратно в постель и улегся рядом, прижавшись животом к моей спине. Одну руку он примостил мне под шею, а другой бережно меня обнял.
Я обожала свою кровать во дворце. Подушки были мягкими, как облака, а матрас волшебным образом убаюкивал. Одеяло было не холодным и не жарким, а ночная рубашка невесомой, точно сотканная из воздуха.
Но никогда еще я не чувствовала себя в своей постели так уютно, как в объятиях Максона.
Он нежно поцеловал меня за ушком:
– Спи спокойно, моя Америка.
– Я люблю тебя, – произнесла я тихо.
Он прижал меня к себе чуть крепче:
– И я люблю тебя.
Я лежала, пытаясь как можно полнее впитать