заслуживает разработки; Свенцицкий в достаточной мере владел литературной техникой, чтобы читатель наслаждался и формальными изысками. Напри мер, ритмическими фразами и звукописью («перед глазами за сияла зала, задвигался народ»; «не легкомысленный восторг от внешней красоты ответа»), лаконичными афоризмами («что написано – то не моё») и парадоксальными меткими определениями («круглые, острые глаза»; «разгонистые буквы»); в поздних рас сказах прослеживается склонность к употреблению сложных прилагательных («чёрно-стальные», «равнодушно-усталые», «томительно-страстная»).
7
Кюхельбекер В. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979. С. 454.
8
«Вопрос о нашем отношении к силе невидимой, духовной, действующей постоянно в нашей жизни – вопрос первостепенного значения в деле нашего спасения. Итак, робость и неловкость у некоторых добре верующих православных в вопросе о прямом признании и чувствовании и борьбе с этой силой – большой наш грех» (МвМ. 2, 350).
9
Ср. авторский курсив в конце «Записок из подполья», по форме близких роману-исповеди: «…тут нарочно собраны все черты для антигероя» (Достоевский. 5, 178). Именно там любимый писатель Свенцицкого «впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону. Трагизм состоит в сознании уродливости <…> в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его» (Достоевский. 16, 329).
10
«Наша душа постоянно окружена бесами, которые постоянно нас искушают, смущают и влекут к гибели. И если <…> не достигнем такого состояния отчётливости внутреннего зрения, чтобы нам стала видима окружающая нас тёмная стихия потусторонняя, то это значит только, что нет достаточной тонкости и остроты духовного нашего зрения» (МвМ. 2, 352).
11
Ср.: «…я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой» (Достоевский. 27, 65). П. А. Флоренский, характеризуя опыт народный, писал: «…не будучи действительностью и, в то же время, не будучи абстрактными схемами, этот материал должен быть типическим изображением действительности в духе», т. е. «носить в себе черты художественного произведения, – быть живым, сочным и органическим типом действительности, если угодно, раскрывающейся в духе идеей действительности» (Флоренский П. Христианство и культура. М., 2001. С. 414–415).
12
И в буквальном смысле стал защитником отечества.
13
Феофан Затворник, свт. Собрание писем. Вып. 8. Письмо 1458. М., 1901. C. 196.
14
Свенцицкий даёт замечательное определение прогресса, туманно-идеальный смысл которого стал фетишем человека нового времени: «стихийное, стремительное бегство баранов к пропасти, чтобы скорее, как можно скорее, самым передовым образом упасть в пропасть и разбиться вдребезги».
15
Давыдов Ю. Бестселлер // Знамя. 2000. № 8.
16
В завершающих строках «Фантазии» Свенцицкий предрёк гибель погрязшей в грехах и внутренне сгнившей императорской России, основываясь на библейских пророчествах (см. прим. к с. 55).
17
Идущую от Ф. Тютчева («Эти бедные селенья…», 1855) традицию продолжил А. Тарковский в сцене распятия на снегу (к/ф «Страсти по Андрею», 1966).
18
Достоевский. 14, 228.
19
Ср.: «Сами в себе, в своих мыслях, положили, что не жить уже нам более, присудили себя к смерти и решились на то» (Феофан Затворник, свт. Толкование Второго послания апостола Павла к Коринфянам. М., 2006. С. 39)
20
Афористичная форма подачи развёрнутой метафоры – одна из проповеднических и литературных удач Свенцицкого.
21
Гуревич Л. Общедоступный театр // Речь. 1913. 17 декабря. № 345. С. 6.
22
Иоанн Мосх. Луг духовный. Гл. 199.
23
Распространение подобной духовной практики давало повод непримиримым противникам христианства (таким как В. Розанов) называть его «религией смерти».
24
Раскрытие двух планов бытия – один из основных философских методов Свенцицкого, он постоянно оперирует категориями «внешнее» и «внутреннее». В частности, выявляет двойственность понятия «красота» и позволяет констатировать недостаточную прояснённость термина, в т. ч. в православном богословии (см. прим. к с. 41, 112, 183, 249, 267, 587). Образное воплощение проблемы красоты завершает многолетние размышления автора и является лучшей иллюстрацией его идеи.
25
Прозрение А. Башлачёва из стихотворения «Тесто» (1985).
26
Формально схожее событие в подмосковном храме 1920-х вызвало иную реакцию: «Люди были потрясены и оскорблены: “Зачем же он служил хотя бы сегодня?!”» (Фудель С. Собр. соч. Т. 1. М., 2001. С. 120).
27
На обложке книги значится: «Склад издания: С.-Петербург, книжный магазин “Луч” С. Цукермана, Александринская площ., 5; Москва, книжный магазин Д. П. Ефимова, Моховая, д. Бенкендорфа».
28
В духе героя своей книги, далее Фатеев меняет полюса: «Крайняя по своей ущербности религиозная концепция автора выливается в итоге в формулу: “Познать Христа можно, только пережив Антихриста”». Он и не подозревает, что это плод соборных усилий Церкви, итог духовного опыта сонма подвижников. Зато твёрдо убеждён: «…реальные события стояли и за рассказом о садистском обращении героя со своей невестой…» (Там же. С. 382). Это ложь (даже по отношению к тексту). Многозначительное многоточие в конце тирады – не намёк на осведомлённость автора, а дешёвый трюк. Ничего удивительного: такова попытка дискредитировать суровую критику любимого им Розанова. Зато потом можно сказать: нет «ничего подобного по степени самообнажения», нельзя «даже представить себе такую откровенность в литературе… Какой же писатель захочет выставлять себя на всеобщее обозрение, со всеми своими интимными подробностями, изъянами и даже пороками?» (Там же. С. 441). Нет, это не о Свенцицком… о Розанове! Комментарии излишни.
29
Ср.: «Антихрист – это одна из самых центральных идей русского религиозного миросозерцания» (Эрн В. Сочинения. М., 1991. С. 221).
30
Постыдным фальсификациям подвергалось и творчество крупнейшего православного романиста, творческий метод которого стал определяющим для Свенцицкого: «То, что можно сказать о порнографии, вроде Куприна, Арцыбашева и т. п., не стыдятся говорить о Достоевском и его произведениях; но в них никогда порок и грех не изображаются в привлекательном виде, а напротив, обличаются, и всякое ложное учение его героев опровергается или ходом событий, или возражениями их собеседников» (Антоний (Храповицкий), митр. Словарь к творениям Достоевского. М., 1998. С. 128–129).
