Глаза вываливаются из орбит. Беспощадно рвешь в клочья кожу и с корнями волосы. Из вас вытаскивали душу? Белый Демон тогда высушил не только органы, но и кости. Легкие, словно сжимаются и нужен воздух. Думать? В тот момент не думаешь. В тот момент орешь, задыхаешься и мечтаешь об одном — сдохнуть. Неважно, как эта ломка пройдет, неважно тяжелые или легкие лишь бы не задохнуться от боли.
Сердце выбивает примерно триста ударов в минуту, а ты захлебываешься в свое тесном мирке. Он сжимается до размеров грецкого ореха, превращаясь в маленькую ничтожную точку. Затем четкий звук — хлоп! Это так Белый Демон захлопывает черный ящик Пандоры. Цепляешься и умоляешь выпустить, он только ухмыляется и говорит: «Это твое место, забыл?» А я забыл… Я забыл, что хотел сдохнуть, зовя на помощь и умоляя откликнуться. Затем вспоминал, что сам выбрал такой путь: захлебнуться одному в рамках жалкого существования.
Погрузился на глубину Марианской впадины и влюбился в одиночество. Ни друзей, ни музыки, ни Ливии — ничего. Они пытались выловить, но безрезультатно — погружение происходило с расчетом без возвращения. Я нырял глубже, не волнуясь, что меня ждет. Саморазрушение уже было необратимым — билет в один конец.
Грязные притоны — как главные спутники жизни. «Секс, наркотики, осложнения» — как пел в песне Meds Брайан Молко, испытавший на себе все оттенки зависимости. Из крайности в крайность, грязь никуда не исчезала — свет в таких местах погибал от удушья и пустоты. Мои новые друзья были столь же одиноки и пусты, как и я. Бездомные и потерянные души, которые обрели покой в холодных стенах с единомышленниками под депрессивные песни.
— Детка, ты что, забыл принять свои таблетки? — напевал сиплый женский голос, пока мое тело распадалось на части. (слова из песни Placebo — Meds)
Ни удовольствия, ни страсти, ни желания — одно безразличие, когда я смотрю в очередное лицо с мертвыми зрачками. Оно ничем не отличается от другого. Стеклянные глаза, холодные губы, глухие стоны — ноль эффекта. Чем глубже погружаюсь, тем больше немеют конечности, леденеют внутренности, застывает сердце. С каждым толчком равнодушие захватывает разум, не оставляя ничего. Демон сидит рядом, довольно улыбаясь: «Ты ведь этого желал? Получай», — вторит тьма в его глазницах. Манящая, зовущая и такая привычная.
Время не имеет смысла и пространства. Этот мир лишен эмоций, поэтому я не ощущаю жгучей боли. Поэтому здесь ты говоришь со мной и тепло улыбаешься. Ты согреваешь мое ледяное тело своими ласковыми руками и нежным голосом. Я люблю… люблю… люблю тебя так сильно. Безумно. Будь со мной вечность. Не уходи. Не оставляй меня. Я хочу слышать твой мягкий шепот и видеть шоколадные живые глаза, где есть я. Ощущать светлую энергию и выпивать ее до дна, оживая вновь. Я хочу любить тебя здесь вечно, моя любимая иллюзия.
Я ору твое имя в жутких кошмарах, ты слышишь мой крик? Ты слышишь, как я зову тебя? Я одержим тобой. Ты сводишь меня с ума, хуже кокаина. Ты… разрушаешь меня, а не порошок. Ты виновата во всем, слышишь? Только ты! Я ненавижу тебя. Я ненавижу себя за чувства к тебе. Я ненавижу весь мир. Подавись своим гребаным светом.
Набираю знакомый номер изо дня в день, прекрасно зная, что она послала меня в блок. Обдалбываюсь с Рори в обществе непонятных личностей, которые так же забили на будущее. Его нет. Есть только здесь и сейчас. Будущего у таких не существует. Мы лишились его с того момента, как подписали бессрочный договор с Дьяволом. Наши души в его власти навсегда.
Рори тащится от Бетховена. Он рассказывает, какой ох****ый кайф получает, летая в мире под звуки фортепиано и мелодии, написанные немецким композитором. Я не могу терпеть классику, после ухода… Она вызывает только внутренний апокалипсис. Я ненавижу музыку и мне плевать, что играет, когда реальность разлетается. Все равно, какие звуки окружают, чтобы забыться.
В один из летних знойных дней, когда я на считанные часы выбираюсь из лап тьмы, покидая клетку, на одной из улиц ЛА натыкаюсь на кучку людей. Они столпились возле магазина с поддержанными инструментами. До меня долетают обрывки фраз и взволнованные звуки фортепиано. За инструментом сидит молодая девушка, играя третью часть из сонаты № 14. Эти мелкие детали, как назойливые мухи, выныривают из глубин памяти, ведь Арин любила наигрывать часами эти тупые сонаты. Их значение я понимаю лишь сейчас, когда пальцы блондинки стремительно бегают по клавишам, как безумные. Фортепиано буквально просит не истязать бедную душу, когда она сбавляет или ускоряет темп. Почему в ней я вижу Арин? Секундный мираж заставляет сознание действовать безрассудно.
В тот же день я покупаю рояль, его доставляют в стеклянный дом, размещая в пустой комнате на втором этаже, и настраивают. Нахожу партитуру сонаты № 14 до-диез минор и больше недели не вылезаю из стеклянного дома, разучивая давно забытые ноты Adagio sostenuto. Не знаю, какого черта нашло, но я как обезумевший неумело наигрываю первую часть сонаты, самую известную — лунную. Даже ненавистный рояль вдруг превращается в обычную деревянную груду. Мною движет лишь одна цель — я хочу играть лунную сонату.
Довожу до ума ее через месяц, играю мелодию постоянно ночами, лишь иногда отвлекаясь на допинг. Моя любимая и незаменимая еда: завтрак, обед, ужин.
Я знаю, почему Рельштаб прозвал сонату «лунной». Он не видел, как и когда писал ее Бетховен, но все передает за себя скорбная мелодия. Ночь — самое прекрасное время суток. Она молчит и слушает, как великий композитор создает великое произведение о страсти и обреченности. Будучи уже глухим Бетховен выразил всю гамму своих противоречивых чувств от ревности до любви в одной сонате, посвященной возлюбленной. Лишенный слуха и преданный любимой ученицей, которая предпочла ему какого-то юного дилетанта. Женщины — противоречивые и непостоянные существа.
Я ненавижу тебя так же, как Людвиг презирал Джульетту за предательство. Весь гнев и страдания он вложил в каждую ноту лунной сонаты. Ты слышишь эту смертельную тоску? Ты слышишь, как он плачет из-за потери слуха и неразделенной любви? «Памятник любви, обратившийся в мавзолей», как говорят музыкальные критики. Вся ее так званая «любовь» превратилась в пепел.
Обольстила, очаровала и бросила, ради молоденького графа. Женщины не меняются спустя столетия: такие же лицемерные и лживые твари. А что потом? Она приползает к Бетховену спустя двадцать лет и просит о материальной помощи, так как ее семья в затруднительном положении. Ветреная потаскуха, которую пожалел глухой
