3
Дмитрий Алексеевич Милютин, придя 3 января с первым докладом в 1881 году, нашел государя в состоянии бодром и несколько приподнятом, в каком давно его не видел. После обсуждения нужд военного министерства и некоторых вопросов нашей политики в отношении Германии, Александр Николаевич закурил папиросу, что служило окончанием официальной части встречи.
– Знаешь ли, Милютин, я в последние дни с большим вниманием читаю биографию твоего дяди графа Павла Дмитриевича Киселева, написанную Заблоцким-Десятовским. Ты, верно, знаешь об этом?
– Труд этот мне известен. Автор давал прочитывать некоторые отрывки, советовался по отдельным вопросам, целиком же я рукопись не читал.
Александр Николаевич откинулся в кресле.
– Покойный отец очень любил и уважал Павла Дмитриевича и не раз готов был приступить к осуществлению заветной мысли его – освободить крестьян. Но беда в том, что большая часть людей, окружавших батюшку, его пугала и обманывала. Впоследствии меня также старались запугать, и даже до такой степени, что я два раза почти решался отказаться от начатого… Но Господь спас меня.
Это последнее, известное по воспоминаниям, высказывание Александра II о главном деле его жизни. Без иллюзий и умаления своей роли видит он свершенное. Думается, ясность цели и пришедшее понимание средств и путей достижения цели побуждали его к завершению реформ.
О тогдашнем настроении петербургского общества дает представление запись в дневнике генеральши Богданович за 3 января: «Все газеты полны разными пожеланиями на Новый год, в каждой проглядывает желание, чтобы в России было другое правление. Одни за конституцию, другие за Земский собор – та же конституция под другим именем».
28 января Лорис-Меликов представил государю всеподданнейшую записку, в которой вполне выразил свой проект. Высказавшись против введения в России народного представительства по западноевропейскому образцу, он предлагал организовать для завершения реформ и решения стоящих на очереди вопросов центрального управления – временные подготовительные комиссии по образцу Редакционных комиссий 1859 года, с тем чтобы работы комиссий были подвергаемы рассмотрению в Общей комиссии с участием представителей земств и городов.
«Я уверен, – писал Лорис-Меликов, – что если Россия и переживает опасный кризис, то вывести ее из этого кризиса всего доступнее твердой самодержавной воле прирожденного государя. Но, Государь, по глубокой преданности Вам, дерзаю всеподданнейше высказать, что задача эта не может быть исполнена только карательными и полицейскими мерами…»
Проект был рассмотрен Особым совещанием. В его поддержку кроме автора решительно выступили великий князь Константин Николаевич и Абаза, новый министр финансов. С оговорками и умолчаниями проект поддержали Валуев и князь Урусов. Наследник цесаревич большей частью отмалчивался, но прения слушал со вниманием.
Все знали, что в обществе растет доверие к Лорис-Меликову. Его инициатива с отменой верховной комиссии и упразднением III Отделения вызвала взрыв энтузиазма. В ноябре 1880 года в столице резко подскочили цены на хлеб и муку. Граф был уверен, что такое повышение отчасти вызвано стачкой крупных торговцев. Он их пригласил к себе и ласково уговаривал опустить цены.
Торговцы возражали, ссылаясь на неурожай во многих губерниях.
– Так что, ваше высокопревосходительство, – заключили они, – поскольку цена на хлеб и муку не определяется законом, имеем полное право… и нас нельзя принудить к ее снижению.
– Ну-с, милостивые государи, тогда решаем так, – встал со своего кресла Лорис-Меликов и твердым командным голосом продолжил. – До сих пор я говорил с вами в качестве министра внутренних дел, заботясь о народном продовольствии. Теперь же – как шеф жандармов. Нынешние чрезвычайно высокие цены на хлеб могут вызвать народные волнения, поэтому решительно предупреждаю всех хлебных торговцев: если в течение 24 часов вы не опустите цены – будете высланы из Петербурга административным порядком!
Речь эта купцам не понравилась, но назавтра в газетах появилось объявление, что «в видах облегчения пропитания людей недостаточных» торговцы Духанов, Полежаев и другие понижают цену на муку. Граф не делал секрета из этой истории, и она принесла ему новый прилив популярности. Это тоже принималось в расчет высшими лицами империи.
Во всяком большом историческом деле существует как бы несколько слоев. Прежде всего, это самая суть дела, касающаяся миллионов подданных русского царя, и отношение к этой сути дела определялось взглядами и убеждениями царедворцев. Более глубокий слой затрагивал борьбу различных течений внутри правительственного аппарата.
Известно было, что Абазу продвигал Лорис. Их союз был выгоден обоим как по принципиальным, так и по личным причинам. Валуев же, постарев и растеряв многие иллюзии и надежды, все-таки рассчитывал на реализацию своих планов, но под своим же именем и руководством. Разделяя общий пафос проекта Лориса, он предпочел бы его переделать по-своему, и этим объясняется его позиция. Еще более глубокий слой – личные амбиции, страсти людские, овладевшие тем же Маковым, протеже Валуева, всегда выступавшего вместе с Петром Александровичем, но чутко высматривавшего возможность обойти графа на повороте. Маков знал свою силу.
Все эти и многие другие мелкие и мельчайшие обстоятельства также влияли на ход больших исторических дел, тормозя их или в чем-то видоизменяя, но не в силах задержать общий ход и изменить направление. Проект Лорис-Меликова после рассмотрения Особым совещанием был утвержден государем.
В субботу 28 февраля Александр Николаевич, говевший на первой неделе Великого поста, причастился Святых Тайн вместе с домашними.
Утром 1 марта первым был доклад министра внутренних дел. Доклад Лорис-Меликова звучал успокаивающе: наступило затишье в общественной жизни. Месяц, другой – нет выстрелов, взрывов, листовок или демонстраций. Стихийно многолюдные похороны писателя Достоевского прошли поразительно спокойно (Александр Николаевич за заслуги покойного перед русской литературой назначил вдове с детьми пенсию в две тысячи рублей ежегодно). Наконец захвачены активные деятели пресловутого Исполнительного Комитета – действительный студент Тригони и крестьянин Таврической губернии Андрей Желябов. Император остался доволен. Александр Николаевич утвердил проект правительственного сообщения о созыве «Особой комиссии», правда, приказав обсудить этот проект до напечатания 4 марта в Совещании министров. Лорис ушел.
Подписав бумагу, одну из важнейших за все свое царствование, Александр Николаевич повернулся к сыновьям Александру и Владимиру:
– Сознаете ли вы, что это – первый шаг к конституции?… Впрочем, послушаем, что скажут господа министры.
