уже подходит к Анкире.
Рано утром следующего дня в Триокалу вернулись разведчики из области Гераклеи с донесением, что по дороге к Алларе двигается большой римский отряд численностью не менее десяти тысяч солдат. А вскоре прискакал посланный Мемноном гонец, доложивший, что минувшей ночью его войско благополучно переправилось через Галик и ближе к вечеру должно подойти к Триокале…
* * *
Сражение при Алларе подходило к концу. Отдельные отряды повстанцев еще сражались, отступая к мосту. Эвгеней и его всадники, переправившись на левый берег реки, посеяли в рядах римлян панику своим неожиданным появлением. Многие из них были порублены, остальные далеко отхлынули от моста. Это дало возможность Тевтату и остальным командирам более или менее организованно отвести на правый берег не менее шести тысяч воинов. Эвгеней во время схватки был ранен в грудь стрелой, выпущенной из скорпиона. От верной смерти его спас прочный панцирь со стальным нагрудником…
На правый берег, кто по мосту, кто вплавь, переправлялись разрозненные группы повстанцев, многие из которых были ранены. В числе главных командиров живыми вышли из сражения Тевтат, Сатир, Думнориг и Алгальс. Сатир, отступая с несколькими десятками храбрецов, успел поджечь за собой мост. Четырехтысячная конница Аквилия, подоспевшая к концу битвы, была лишена возможности преследовать и уничтожать беглецов, которые в полном расстройстве к вечеру добрались до Триокалы.
Войско, приведенное консулом к Алларе, в сражении не участвовало. Лишь солдаты передового отряда во главе с квестором Тубероном, подоспевшего на помощь Лабиену, быстро покончили с окруженными на левом берегу мятежниками.
Римляне торжествовали победу. День подходил к концу. Четыре римских легиона и когорты союзников общей численностью до тридцати восьми тысяч солдат устраивались на ночлег по обе стороны дороги, ведущей от полуразрушенной Аллары к Анкире.
Победители вели себя беспечно и лагерь свой огораживали повозками из обоза: противник был окончательно повержен, никто из римлян не опасался нападения.
Оставшиеся в живых гераклейцы и латиняне из отряда Лабиена оплакивали своих земляков, погибших во время жестокой битвы. Из мавретанцев осталось в живых всего несколько десятков человек. Они подобрали бездыханное тело своего доблестного стратега Гомона и, умащивая его благовониями, готовили к погребению.
Весь берег реки южнее сгоревшего моста был сплошь усеян трупами. На предмостном пространстве, где шла особенно яростная борьба, бродили солдаты, которые разыскивали своих раненых товарищей среди громоздившихся вокруг мертвых тел и оружия.
Еще одно место свидетельствовало об особенно ужасной резне – это было место на перекрестке двух дорог, ведущих от Аллары к Гераклее и Анкире. Здесь были перебиты в неравном бою три тысячи повстанцев, попавших в окружение.
Лабиен, главный герой этой битвы, не получил ни царапины, хотя сражался в первых рядах вместе с антесигнанами перед знаменами трех когорт, защищавших мост. Смертельно уставший, он прохаживался немного поодаль от того места, где солдаты устанавливали для него палатку. Молодой легат страстно желал поскорее лечь на свою походную кровать и забыться сном.
Незадолго до заката к нему прискакал всадник, консульский виатор. Он известил Лабиена о военном совете, который был назначен на утро следующего дня.
– Присутствие всех центурионов от примипилов до гастатов обязательно, – предупредил виатор.
– Контуберналы! Ко мне! – позвал Лабиен.
В это время прибежавший со стороны реки молодой солдат доложил, что какая-то женщина требует, чтобы ее пропустили к консулу по важному делу.
– Пусть приведут ее ко мне! – приказал легат и обратился к обступившим его контуберналам:
– Оповестите трибунов и всех центурионов, от старших до младших, чтобы все они завтра утром явились к консулу на военный совет.
Сопалатники легата тотчас разошлись в разные стороны.
Повернувшись лицом к реке, Лабиен увидел молодую стройную женщину, которая быстро шла к нему в сопровождении нескольких легионеров.
Лабиен узнал ее. Это была Ювентина.
Лабиен не очень удивился нежданной встрече. Он уже знал о том, что Ювентина, переписываясь с ним, так долго скрывала от него. Она была женой Мемнона, предводителя мятежников, того самого гладиатора, который отличился в отчаянном бою на римском форуме четыре года назад во время празднования победы над Югуртой. Об этом еще весной ему поведал молодой Эмилий Скавр, с которым он случайно повстречался в Мессане.
Ювентина очень повзрослела с того дня, когда он видел ее в последний раз. Это было в Капуе после подавления восстания Минуция. Тогда она была еще совсем молоденькой девушкой с розовеньким личиком и настороженным взглядом больших серых глаз. Теперь она предстала перед ним в роскошном наряде римской матроны. Это была великолепно сложенная красавица. Именно такими с восхищением любовались мужчины во время многолюдных празднеств в Риме. Она была в столе из тончайшей ткани и в накинутом на плечи голубом палии. Только чудесные золотые кудри ее были стянуты темной траурной повязкой.
Ювентина тоже не выказала удивления, узнав его.
– Привет тебе, славный Лабиен! Я не ожидала, что встречу тебя, – тихо сказала она, остановившись в трех шагах от него. Голос у нее был глухой и какой-то безжизненный.
– Да покровительствуют тебе все боги и богини, прекрасная Ювентина, – как можно ласковее ответил римлянин. – Почему ты здесь? Мне сказали, что ты хочешь видеть консула по какому-то важному делу?
– Да, я хотела просить его, чтобы он позволил мне забрать тело моего мужа в обмен на четырех знатных пленников. Один из них сенатор, остальные трое – из благородного всаднического сословия.
– Я знаю, кто твой муж, – слегка нахмурившись, заговорил Лабиен. – В Мессане я беседовал с известным тебе Эмилием Скавром. Он мне все рассказал…
– Теперь это неважно, – сказала Ювентина. – Я хочу найти тело своего мужа и предать его погребению. Если консул…
– Тебе незачем беспокоить консула, – прервал ее Лабиен. – Обойдемся без него. Ты пришла не одна? – спросил он.
– Со мной восемь человек. Мы переправились через реку на лодках. Пленные неподалеку, на том берегу реки. Их охраняют мои всадники…
– Хорошо. Зови своих людей и занимайся поисками. После я отправлю за пленными своих солдат. Не забудь перед уходом зайти ко мне в палатку. Мне нужно поговорить с тобой…
* * *
Мемнон не погиб. Его нашли еще живым Амадок и Корбис среди трупов у развилки двух дорог, ведущих в Гераклею и Анкиру. Жестокий удар в голову потряс александрийца, но не убил. Он впал в глубокую кому. Ювентина и ее спутники осторожно сняли с его головы помятый шлем и освободили израненное тело от окровавленных доспехов.
Врач Осторий, осмотрев раны, произнес обнадеживающим тоном:
– Я возвращал к жизни гладиаторов, которые были в более ужасном состоянии. Храбрец потерял много крови, но парень он крепкий – должен выжить…
Ювентина, хотя она не надеялась найти Мемнона живым, все же прихватила с собой несколько чистых полос ткани. Раненого наскоро обмотали ими, после чего уложили на носилки. Рану на голове очень осторожно перевязал ему сам Осторий, так как она беспокоила его больше всего.
– Идите к реке и, не задерживаясь, переправляйтесь на тот берег, – отрывисто приказала Ювентина носильщикам.
Четверо юношей подняли носилки и, перешагивая через трупы, понесли их к реке.
– А вы подождите меня на берегу! – сказала Ювентина, обращаясь к Амадоку и Корбису, начальнику своей охраны. – Я скоро приду.
Она быстрыми шагами направилась к палатке Лабиена. У входа ее остановил молодой легионер, стоявший на страже.
– Он только прилег, не стоит его беспокоить, – сказал солдат.
– Требоний! Я не сплю, пусть она войдет, – донесся голос Лабиена из глубины палатки.
Римлянин встретил Ювентину, сидя на походной кровати. Вид у него был усталый. Он жестом показал ей на маленькую складную скамейку, стоявшую у входа в палатку.
Ювентина молча присела.
– Я должен был отказать тебе в твоей просьбе, – медленно заговорил Лабиен. – Твой муж был предводителем мятежных рабов. Римляне, конечно, осудят меня за мой поступок, если узнают. Но мне не превыкать, – он скупо улыбнулся. – Три года назад претор Лукулл пытался
