ним, направил коня к узкой тропке, едва видневшейся между деревьями на дальнем краю поляны. Но не успел он проехать десяти шагов, как почуял движение в темноте. Вслед за этим раздался звон тетивы, свист летящей стрелы, и острая боль обожгла бедро воеводы. Стрела вспорола край штанов, с чавканьем вошла в бок лошади. Конь захрипел от боли, дернулся в сторону, но воевода быстро вернул его на место.
Тотчас один из «лесных духов» позади Коловрата спустил курок арбалета. Татарин охнул, выронил лук и откинулся навзничь. Это был один из раненых всадников, упавших с коня и притворившихся мертвым. Судя по всему, он решил напоследок подороже продать свою жизнь.
– Прости, Евпатий Львович, – повинился арбалетчик, – не доглядели. Жив ли?
– Пустое, – отмахнулся воевода, ломая стрелу и выбрасывая оперение в снег, – царапина. Тут такая темень, что дюжину врагов не узреешь. Идем в лагерь, пока не рассвело.
«Лесные духи» поймали пару коней, бродивших по поляне, и присоединились к отряду. В котором, считая воеводу, в живых осталось семеро. Рязанцы углубились в бескрайний лес, и скоро окрестности лагеря Батыя остались далеко позади. Татары больше не беспокоили. Заходить в лес так далеко они все же не рискнули.
«Хорошо нас потрепали, – размышлял Коловрат, прижимая кровоточившую рану ладонью и посматривая на медленно розовевшее небо, – вот тебе и засадная война. Как бы все не закончилось после первой же вылазки».
Размышляя о том, сколько людей могло сохраниться в других отрядах, Коловрат переехал по льду небольшой ручей. Полпути было уже позади. Наступил рассвет, но под деревьями еще сохранялся морозный полумрак. В это мгновение конь под Евпатием оступился и стал заваливаться на бок. Воевода едва успел соскочить, неуклюже приземлившись в сугроб у сосны.
Раненое животное рухнуло, издав предсмертный хрип. Присмотревшись, Евпатий только сейчас заметил, что из крупа коня торчало две стрелы и еще одна виднелась из груди. Не считая той, что задела ногу Коловрата.
– Спасибо, брат, – тихо произнес воевода, погладив мертвого коня по холке и закрыв ему глаза. – Спас ты меня.
Сзади приблизились остальные всадники. Одни из «лесных духов» спешился, отдав своего коня Коловрату. А сам запрыгнул вторым седоком позади своего товарища с арбалетом.
– Тут уже недалече до лагеря, – пояснил он.
«Двух коней потерял, – промелькнуло в голове воеводы, – веселая выдалась ночь».
К полудню они добрались до лагеря. Дозорные узнали своих, а потому пропустили без долгих расспросов.
У костра, где воеводу осматривал знахарь из охотников, вскоре появился Лютобор. Тот был хоть и усталый, но не ранен. Присаживаться к огню не стал. Остался стоять.
– Что с тобой приключилось, Евпатий Львович? – вопросил тысяцкий, проследив за знахарем. – Стрелу словил? Жив?
– Я ж тебе еще в татарском лагере сказал, – напомнил Коловрат, – пока Батыя не поймаю, не помру.
– Живой, значит, – поневоле ухмыльнулся Лютобор.
– А это, – Коловрат указал рукой на бедро, которое знахарь намазал каким-то вонючим зельем и замотал сухой тряпицей, – ерунда, заживет, как на собаке. Чиркануло только.
Знахарь сделал свое дело и удалился. А Коловрат устроился поудобнее на поваленной сосне, погрел руки у огня и в свою очередь спросил:
– Ты-то чего такой смурной? Сказывай, не томи.
– Белояр погиб сегодня ночью, – выдохнул тысяцкий.
– Садись, – приказал воевода, тоже став хмурым, – чего небо зря подпирать.
Тысяцкий сел напротив Коловрата. Несколько мгновений оба слушали, как трещат поленья в костре.
– Что там стряслось? – наконец, выдавил из себя воевода.
– Добрались они до развилки лесом и в сторону Рязани двинулись, – стал рассказывать Лютобор. – Только отчего-то не таясь, прямо по дороге пошли. И нарвались на конный разъезд. Побили почти всех татар, только один ускакал. А с подмогой назад столько татар вернулось, что почитай все наши ратники полегли. Да мужиков половина сгинула. Разбежались многие кто куда. Белояр отступил и развилку держал, сколько смог, пока остальные в лес уходили. В том бою и погиб. В лагерь только малая часть вернулась из отряда.
– Глупо как-то получилось, – выдохнул воевода, – не думал я, что они прямо в лоб на татар полезут.
– Белояр сам виноват, – вдруг сказал Лютобор, – ему же велено было лесом идти, крадучись. А он прямо по дороге решил по-быстрому прошмыгнуть. Вот и прошмыгнул в гости к Богу.
– А у тебя-то сколько народа вернулось после ночной вылазки? – спросил Коловрат.
– Без малого две сотни ратников осталось, – ответил Лютобор, понурив голову.
– Только две? – едва не присвистнул воевода.
Получалось, что татары в ночном бою истребили почти все основные силы ополчения, не считая полсотни, что увел с собой Ратиша на Соколиную гору. «Этот-то хоть дошел?» – с сомнением подумал про себя воевода, но пока спрашивать вслух не стал. Ратиши в лагере не было. Значит, еще не объявлялся.
«Если до завтрашнего вечера не объявится тогда придется одному в Рязань возвращаться, – нахмурился пуще прежнего воевода. – А то князь заждался уже. Одна надежда, что Ратиша – калач тертый. Просто так не сгинет. Время есть пока, обождем».
– Мужиков сколько возвернулось? – взял себя в руки воевода.
– Сотни четыре наберется. Всего.
– Ну, коли так, – рассудил воевода, – повоюем еще. Сено мы пожгли, часть коней кормить татарам будет нечем. Несколько сотен воинов порубили. Батый в гневе еще сам своих казнит, за то, что кордон не уберегли. А про нас татары решат, что покосили всех, когда мертвецов посчитают. Много наших погибло сегодня, но не зря они жизни отдали.
Воевода вдруг умолк и призадумался.
– Теперь ты один за старшего будешь, без помощников. Затаишься на время, – закончил он свой наказ. – Татары пошныряют по окрестностям, авось не найдут. А там, глядишь, и успокоятся. Ты же сиди тихо и жди от меня весточки.
Лютобор молча кивнул.
К вечеру погода испортилась. Солнце вновь скрылось во мгле. Разыгралась метель. Но Коловрат только радовался, глядя на буйство стихии. Ветер, завывая, крутил снежные вихри и разбрасывал снег по лесу. За ночь намело столько, сколько не было за целую седмицу. «Теперь точно не отыщут», – думал воевода, сидя в землянке.
На рассвете буря утихла. А вместе с тишиной в лагере объявился Ратиша.
Глава пятнадцатая
Последний рубеж
Из окна княжеского терема воеводе