К данному периоду забот и усилий Петра по созданию новых видов промышленности, [а] именно к четвертому пятилетию XVIII века, следует отнести целый ряд производств предметов культурного быта и обихода, комфорта и роскоши, бывших до того времени статьею ввоза для нужд ограниченного круга людей, главным образом двора и придворных. Если же некоторые подобного рода предметы и производились в России, то вырабатывались в небольшом количестве и в основном на дворцовых фабриках. Теперь они выходят из сферы дворцовых производств и становятся предметами более широкого потребления – конечно, пока еще людей знатных, «пожиточных и домовных». Такими изделиями были: полотна, скатерти и салфетки, шелка, бархат, ленты, кружева, позументы, бахрома, шпалеры, гобелены, трикотаж, чулки, шляпы, кровати, матрацы и многое другое.
Начало массового производства и более широкого потребления этих и подобных им предметов имело место в России после отмеченного нами выше посещения Петром Запада в 1716–1717 годах, особенно Франции в первой половине 1717 года. Характерно, что намерение основать фабрику лент, шелка и прочего зародилось у сотрудников Петра и получило свое организационно-правовое оформление именно в Париже, в виде известной привилегии Толстому и Шафирову, затем подтвержденной им [Петром] особым актом в 1717 году, 8 июля, в Спа[1706].
Эта привилегия послужила источником правовых норм при организации предприятий подобного рода, а впоследствии, в 1723 году, легла в основание проекта Регламента Мануфактур-коллегии, о чем мы уже говорили выше. Назовем для примера несколько фабрик, характерных для этого пятилетия, с точным обозначением года их основания.
В 1718 году была реорганизована Петром – до того времени влачившая жалкое существование – основанная правительством при Посольской канцелярии фабрика полотняного, скатертного и салфеточного дела в Новонемецкой слободе. В этом году компания фабрикантов, которым в принудительном порядке было передано правительством ведение дел фабрики, сообщала в Кабинет Петра, что они берут на себя обязательство производить названные сорта полотен в достаточном количестве и не только для внутреннего потребления, но и [для экспорта – ] вырабатывать также полотна, которые можно будет вывозить за границу. Вместе с тем они доводили до сведения Петра, что у них на фабрике производится «тык[1707] постельный пестрый, полосатый, который прежде выходил из-за моря в Россию»[1708]. Следующим челобитьем фабриканты сообщали Петру, что в 1722 году фабрика работает на 300 станах и партия ее изделий уже послана за границу и «с хорошим прибытком продана»[1709].
Кроме роста самой фабрики, особенно когда она находилась под руководством и управлением энергичного иноземца, Ивана Тамеса, она вообще способствовала расширению производства полотен в России путем отделения от нее [от фабрики] дочерних предприятий, ставших потом самостоятельными. Назовем их. С 1718 года от нее отделилась фабрика вдовы Марфы Карамышевой в Москве, сначала только фактически, а потом, с 1722 года, [и] официально; в этом [1722] году она работала на 25 станах. Также с 1718 года отделились и работали сами по себе фабрика Хрисанфа Неверова и две – Андрея Овощникова. В 1722 году пайщики московской полотняной фабрики Тамес и Затрапезный организовали фабрику полотен в Ярославле, на землях Спасо-Ярославского монастыря, перешедшую в 1724 году в единоличное владение Затрапезного[1710]. В 1718 году был основан в Петербурге Екатерингофский полотняный и «крухмальный» завод «под именем е[е] в[еличества] императрицы»[1711]. Таким образом, 1718 год можно считать переломным и наиболее производительным в деле организации полотняной промышленности за всю эпоху реформ.
Подобный же рост в эти годы обнаружило и производство шелковых изделий. Вслед за организацией названной выше фабрики знатных «интересентов» – Толстого, Шафирова и Апраксина – преобразуются старые фабрики и строятся новые. Заведенный перед началом четвертого пятилетия, в 1714 году, дворцовым истопником Алексеем Милютиным «для народного обучения», как было отмечено в челобитье фабриканта от 1718 года, «в Москве шелковый завод со всякими инструментами русскими и заморскими» нуждался в помощи и льготах от правительства. Владелец фабрики давал обещание Петру организовать дело выработки шелков в таком количестве, что не нужно будет ввозить их из-за границы: «А мы сделаем здесь, в Москве, супротив заморских и продавать станем не дороже, но дешевле заморских». Кроме того, он сообщал Петру, что на своих харчах обучил четырех человек из шести учеников своему делу, и давал обязательство при помощи специально нанятого мастера – «амбурца» – еще «выучить 15 человек русских людей ленты и позументы ткать, гладкие и фигурные узоры набирать и рисовать, чему он сам умеет». Петр положил на приведенное челобитье фабриканта характерную резолюцию: «Дать грамоту и, когда умножит, заказать»[1712]. В том же, 1718 году было построено еще несколько шелковых фабрик, например две шпалерные в Петербурге – для выделки шпалер из шелка и гаруса. Фабрикантам было поставлено условие «оные умножить и русских людей обучить и тщиться, чтоб оные товары в мастерстве и в доброте были против иностранных товаров»[1713]. С того времени такого рода предприятия строятся не только в столицах, но и там, где находилось для них сырье, например на Кавказе.
Также в 1718 году была основана в Москве фабрика позументного прядения и такая же фабрика – в Петербурге. Около этого же времени Петр издал указ о приглашении из Брабанта католических монахинь, владеющих искусством плетения кружев[1714].
В том же, 1718 году, 14 февраля, Петр запретил ввоз в Москву из-за границы чулок[1715]. Это запрещение последовало не из-за равнодушия его к потребностям и жизненным нуждам населения, а вследствие обязательства, данного фабрикантом, бывшим мастером военно-казенной чулочной фабрики Жаном Монбрионом, – удовлетворить полностью москвичей изделиями своего предприятия. «А я своего ремесла чулки стану продавать настоящей ценой, не дороже иноземческого». Монбрион просил Петра воспретить в Москве продажу «вывезенных» чулок и обещал выучить своему ремеслу русских учеников[1716]. Как видим, царь удовлетворил его ходатайство.
