– Это ведь еще не Часовня, нет? – спросила Холли. – И почему мой голос звучит еле слышно?
– Это Циферблат, с него начинается Путь Камней, – сказала я, – то есть лестница, состоящая из множества каменных ступеней и ведущая к Часовне. Края Циферблата способны поглощать свет и звук, так что постарайтесь говорить чуть громче, чтобы это компенсировать.
– По-моему, тут и все цвета куда-то исчезли, – сказала Холли. – Или дело во мне?
– Эта Свеча монохромна, – пояснила я. – Она горит уже восемь веков.
Я оглянулась и увидела, что Элайджа Д’Арнок уже запечатывает Вход. В последний раз я успела на мгновение увидеть «Венеру» Бронзино, легко держащую свое золотое яблоко, – и путь назад для нас закрылся. Ни один из донжонов больше не был надежен. Теперь только Эстер или кто-то из последователей Пути Мрака могли распечатать Вход и позволить нам вернуться домой. Меня вдруг охватило пронзительное воспоминание, как я в последний раз стояла на этом Циферблате, бестелесная, и мы с Эстер расплетали, разъединяли свои слившиеся воедино души, зная, что Джозеф Раймс, преследовавший Эстер по пятам, явно ее нагоняет. «Наверняка Эстер, обретшая сейчас убежище внутри Ошимы, тоже об этом вспоминает», – подумала я.
– Тут какие-то буквы на камнях вырезаны, – сказала Холли.
– Это алфавит катаров, – объяснила я, – только теперь его уже никто толком не знает, даже те, кто занимается еретическими учениями. В основе этого алфавита – древний язык жителей Лангедока, еще более древний, чем баскский.
– Пфеннингер говорил мне, – сказал Д’Арнок, – что это на самом деле молитва, обращенная к Богу: просьба помочь восстановить Лестницу Иакова. Очевидно, Слепой Катар, когда строил эту каменную лестницу, думал, что строит именно Лестницу В Небо. Старайтесь не прикасаться к стенам. Из чего бы они ни были сделаны, это вещество и материя, состоящая из обычных атомов, плохо сочетаются. – Он вытащил из кармана монету и бросил за край Циферблата. Монета тут же исчезла, оставив лишь мимолетный фосфоресцирующий след. – На Пути Камней не стоит оступаться.
– И где же сам Путь? – спросил Ошима.
– Он скрыт и постоянно движется, чтобы сбить с толку любого, кто захочет проникнуть в Часовню. – Д’Арнок закрыл глаза и открыл свою чакру на лбу. – Подождите минутку. – Мелкими шажками, стараясь все время держаться спиной к Свече, он подошел к краю Циферблата и двинулся по его периметру; в тишине слышался только звук его шагов и отрывистое бормотание – должно быть, он совершал Акт Открытия. – Нашел, – сказал он наконец. За краем Циферблата примерно на фут выше его нашим взглядам открылась каменная плита длиной и шириной примерно с большую столешницу. Затем стала видна и вторая плита, чуть выше первой, затем третья, четвертая и так далее – эти ступени вели куда-то вверх, в непроглядную тьму.
– Маринус, – наклонившись к моему уху, спросила Холли, – это что, ухищрения технологии или?..
Я поняла, какое слово она не произнесла.
– Если бы вам в начале XIV века удалось вылечить Генриха Седьмого от туберкулеза с помощью этамбутола, если бы вы предоставили Исааку Ньютону возможность в течение часа наблюдать Вселенную в телескоп Хаббла, если бы в 1980 году вы продемонстрировали хотя бы самый допотопный 3D-принтер завсегдатаям «Капитана Марло», вы бы тоже наверняка услышали это слово на букву «м». Немного магии – это вполне нормальная вещь на любом отрезке нашей жизни; просто вы пока еще к этому не привыкли.
– Если профессор семантики не возражает, – сказал Ошима, – то нам, может быть, стоило бы завершить этот семинар?
* * *
Элайджа Д’Арнок шел первым; за ним следовала я; затем Холли, Аркадий, Уналак и Садакат с десятью килограммами N9D в рюкзаке. Последним шел Ошима, охранявший наши тылы. На пятой или шестой каменной плите я оглянулась, пытаясь поверх голов товарищей разглядеть Циферблат, но его уже не было видно. Даже само нерегулярное расположение плит на Пути Камней было каким-то неестественным. На отдельных участках ступени шли вверх по крутой спирали, точно винтовая лестница в башне, потом спираль внезапно сменялась спокойным и мягким подъемом, и плиты на этом участке становились гораздо шире и длиннее. Встречались и совсем ровные участки пути, но там приходилось перепрыгивать с одной плиты на другую – как когда переходишь реку по камням. О том, что ничего не стоит поскользнуться и упасть, лучше было даже не думать. Вскоре я почувствовала, что вся взмокла от напряжения и физических усилий. Видимость была никудышная – мы словно поднимались по узкой горной тропе ночью, да еще и в густом тумане. Камни, правда, слегка поблескивали под ногами бледным светом, похожим на свет Свечи, создавая иллюзию, что Путь как бы каждый раз сам себя создает заново по мере того, как по нему поднимаются все выше и выше. Тьма, окружавшая нас со всех сторон, невероятно подавляла и странным образом вызывала в памяти голоса из прошлых жизней. Я, например, слышала голос своего родного отца, который на одном из диалектов средневековой латыни объяснял, как скормить неясыти мышь-соню. А потом вдруг Шолитса, травник из племени Дювамиш, принялся ругать меня за то, что я слишком долго варила какой-то корень. Его сменило воронье карканье Ари Грота, владельца склада из Дижона. Их тела давно стали прахом, а души улетели к Последнему Морю. Мы заранее договорились, что не будем переговариваться мысленно из опасений, что нас могут подслушать, но мне очень хотелось знать: неужели и остальные тоже слышат голоса из прошлого? Разумеется, никого я спрашивать об этом не стала – боялась отвлечь. Нужно было очень внимательно следить за тем, куда ставишь ноги. Тот, кто падает с Пути Камней, падает в никуда.
* * *
Наконец мы добрались до единственной за весь подъем довольно просторной треугольной плиты с небольшой впадиной посредине. Здесь мы могли стоять даже вшестером.
– Добро пожаловать! Это Остановка в середине Пути, – сказал Д’Арнок, и я вспомнила, что Иммакюле Константен точно так же называла ее, обращаясь к Жако во время Первой Миссии.
– Мне кажется, Садакат, это будет отличное местечко для тебя, – сказал Ошима. – Вниз отсюда видно настолько далеко, насколько это здесь вообще возможно. Устраивайся в этой ложбинке в центре плиты и увидишь любого гостя раньше, чем он увидит тебя.
Садакат кивнул и посмотрел на меня; я тоже кивнула.
– Хорошо, мистер Ошима.
Садакат долго и старательно усаживался, потом вытащил из рюкзака тяжелый кубик адаптера и тонкий металлический цилиндр. Адаптер он направил в сторону «низа».
– Это что, зажигательная бомба? – с профессиональным любопытством спросил Д’Арнок.
– Это генератор поля Глубинного Течения. – Садакат открыл шторку на боковой поверхности кубика и стал возиться с настройками. – Он также подает душе сигнал тревоги. Такой сигнал, – Садакат продемонстрировал довольно сложный звук, похожий на крики диких гусей, – звучит, когда прибор обнаруживает некую не идентифицированную им душу, например, вашу, мистер Д’Арнок… – Пальцы Садаката забегали по клавиатуре, и поле над кубиком задрожало. Вписав в реестр Д’Арнока, Садакат удовлетворенно сказал: – Ну вот, теперь он будет и вас воспринимать как друга.
