– Совершенно верно, юный господин, – тут же отозвался разговорчивый.
Матиас хорошо запоминал лица, но этот мужчина, кажется, не оставил никакого следа в его мозгу. Госпитальер положил на землю спонтон, а рядом с ним – лук и колчан Алтана, взял Грегуара за талию и приподнял с седла. Тело мальчика обмякло, но сознания он не потерял. Лицо маленького слуги исказилось от боли, но сил на крик у него не осталось, а опиум еще не начал действовать. Его стоны глубоко ранили душу Тангейзера – а теперь еще и помогли ему передумать.
– Эрви, возьми парня, – сказал рыцарь штукатуру, – только осторожно, как будто это младенец Иисус.
Ополченец принял Грегуара на руки.
– Бедный мальчик, – вздохнул он. – Я предупреждал его насчет той собаки.
– Люцифер не откусывал ему ногу, – запротестовал Юсти.
– Конечно, юный господин, но у пса дурной глаз.
Тангейзер тем временем снял с лошади поляка.
– Люцифер привел нас в Кокейн, – сказал вдруг Грегуар. – Он нашел ребенка.
– Он бредит, сударь, – прокомментировал штукатур и эти слова. – Я бы сказал, вид у него неважный.
– Эрви, парню нужен покой. Умолкни, – шикнул на него госпитальер.
Сам Тангейзер нагнулся к подпруге. Брюхо Клементины раздулось, и просунуть палец под ремень ему уже не удалось. Матиас расстегнул подпругу, и кобыла облегченно переступила ногами. Он снял с нее седло и попону и положил их на причал, а затем взял у Эрви Грегуара и положил его на чепрак, подсунув ему под бедро и колено седло. Юсти сел рядом, поджав ноги, и взял товарища за руку. Иоаннит протянул ему мех с вином:
– Пусть глотнет как следует. Ты тоже.
Скрестив руки на груди, Тангейзер принялся изучать баржу с древесным углем. Она была нагружена до самого планшира рваными мешками с кусками угля, слой которых заканчивался в четырех футах от румпеля. Снизу мешки были сырыми – после дождя. Идея поджечь эту баржу вполне могла прийти Гриманду в голову под воздействием опиума. Рыцарь взял кусок угля. Он оказался не очень хорошего качества. Для плавильной печи не подходит, но воспламеняться будет быстро. Проблема в том, чтобы поджечь все…
– Этот товар может стоить неплохих денег, сударь, – заметил Эрви.
Матиас смерил штукатура взглядом и покачал головой:
– Эрви, я хочу поручить тебе работу.
– С превеликим удовольствием, сударь.
Иоаннит принялся объяснять ему, помогая себе жестами:
– Возьми два мешка с заднего ряда и высыпь на носу баржи и посередине. Распредели уголь ровным рыхлым слоем толщиной с ладонь. Этого хватит, чтобы покрыть верх примерно шести мешков вдоль всей баржи. Понимаешь?
– Я бы лучше справился, если бы знал, что вы собираетесь делать, сударь.
– Я собираюсь поджечь баржу.
– Всё, можете больше не объяснять, сударь. Испортить чужой товар, чтобы твой поднялся в цене. Она будет гореть весь день!
– За труды возьми один из тех кошельков.
– Вы очень щедры, сударь, но прошу прощения, какой?
Госпитальер подумал, что явно переоценил его умственные способности.
– Самый тяжелый, – решил он.
Подхватив спонтон, рыцарь повел Клементину в ближайший сад. Мальчики были слишком измучены болью и обессилены, чтобы заметить его уход. Остановив лошадь, Тангейзер отступил и взял пику коротким хватом, через плечо. Старая серая кобыла скосила на него свой большой глаз.
– Ты заслужила лучшую жизнь и лучшую смерть, но в этом ты не одинока, – сказал ей иоаннит.
Клементину, похоже, удовлетворила эта прощальная речь. Она отвернулась.
Матиас проткнул ей верхнюю часть шеи под челюстью и почувствовал, как лезвие скользнуло по позвоночнику. Потом он резко опустил древко под руку и налег на него всем телом, рассекая горло. Кобыла покачнулась, ее передние ноги подогнулись, и она упала набок. Госпитальер успел отскочить назад. Кровь собралась у его сапог. Глаза лошади закатились, грудь стала лихорадочно вздыматься в попытке набрать воздух в легкие. Звуки, которые она издавала, были почти не слышны. Тангейзер вытер спонтон о ее покрытую шрамами, подергивающуюся шкуру, отвернулся и пошел прочь, оставив животное умирать.
Вернувшись к причалу, он прыгнул в ялик, пропахший рыбой и дегтем. Кто-то из ополченцев знал, как выбирать надежное судно. Это был превосходный ялик пятнадцати футов в длину и четырех с половиной в ширину, с плавными обводами. Длинная нок-рея с мачтой и треугольный парус, с которым Матиас умел управляться. Весь такелаж легко ставится и снимается для прохода под мостами. Багор. Два фонаря. Иоаннит подобрал три меча и бросил их на причал, а четвертый и ножи сунул под скамью рулевого. Сундучок он открывать не стал. Проверил руль. Надежное судно на реке и на море.
Затем Тангейзер выбрался на причал и заглянул в маленькую лодку. Там нашлись два весла и фонарь. Он задул фонарь и бросил всё к мечам на причале.
Гриманд стоял в той же позе, нагнувшись и стиснув пальцами бедра. Если бы не кровь, стекавшая по его рубашке и переливавшаяся через края сапог, гиганта можно было бы принять за каменного идола из какого-то древнего мифа.
Иоаннит пробежал мимо него к дому Ирен. Паскаль встретила его у двери. Ружье стояло у стены, а на плечах девочки висели седельные сумки и пистолеты в кобуре. Двуствольный пистолет был заткнут за пояс. Гордость заставляла Малан стоять прямо. Тангейзер заставил себя улыбнуться. Было бы у него второе сердце, он отдал бы его Паскаль. Улыбка далась ему довольно легко, а девушка улыбнулась ему в ответ, и он увидел щербинку в ее зубах, которая при первой же встрече указала на ее непростой нрав. Матиас ткнул пальцем в пистолет Питера Пека у нее за поясом:
– Орудие дьявола перезаряжено?
– Это легче, чем набирать шрифт, – отозвалась дочь печатника.
– Паскаль, я боюсь, что сельская жизнь тебя разочарует. Жди здесь.
Рыцарь взял девочку за руку, отодвинул ее в сторону и вошел в дверь.
Карла держала Ампаро на руках, Эстель и Мышки стояли впереди нее – все были готовы. Гуго с двумя сумками на бедрах и мешком в каждой руке держался за спиной Карлы.
Тангейзер махнул рукой, и все вышли из дома вслед за ним. Он взял сумки и пистолеты у Паскаль и повесил их на Гуго. Тот пошатнулся.
– Почему она не может их нести? – возмутился мальчик, кивая на Малан.
– Положи это в ялик. Не намочи порох, – игнорируя его недовольство, велел иоаннит.
– Это? Больше у нас ничего нет. Я тащу всё!
– Если тебе слишком тяжело, я забираю золотую цепь.
Гуго, пошатываясь, побрел к лодке. Матиас прошел на кухню и заметил плетеную корзину, доверху наполненную хворостом. Перевернув кухонный стол набок, он вытащил его на улицу и положил крышкой вниз. Ножки стола были скреплены перекладинами спереди и сзади.
