об отсрочке. Единственное свидетельство о происхождении этой схемы сбора налогов исходит от Фруассара, весьма сомнительного авторитета, который к тому времени уже покинул двор принца. По его словам, она была разработана канцлером принца, Джоном Хэруэллом, епископом Бата и Уэллса. Это вполне возможно. Хэруэлл, который до этого был коннетаблем Бордо, разбирался в финансах герцогства как никто другой. Штаты Аквитании впервые собрались в Ньоре осенью 1367 года, но не смогли договориться. Новые провинции были готовы уступить в этом вопросе в обмен на обещание отказаться от непопулярной практики обесценивания серебряной монеты и некоторые другие реформы; но дворяне Гаскони и Руэрга, а также граф Перигора ни при каких обстоятельствах не соглашались на налог. Собрание Штатов пришлось прервать. Когда они собралось вновь, в январе 1368 года, противники введения налога отказались явиться, и голосование прошло в их отсутствие. Фруассар также рассказывает, что против налога выступали некоторые советники самого принца, в том числе сэр Джон Чандос, который рассорился с принцем по этому вопросу и вскоре после этого удалился в свои владения в Нормандии. Этот рассказ согласуется с фрагментами информации, полученной из других источников, и вполне может быть верным[933].
Граф Арманьяк отказался разрешить сбор фуажа в своих владениях и почти сразу стал главным оппозиционером. Проблемы Арманьяка были совсем не типичными, как по масштабу, так и по происхождению. В отличие от остальных представителей гасконской знати, он сражался на проигравшей стороне в войне с Францией и имел мало возможностей для получения добычи и выкупов. Более того, он влез в большие долги. Большие личные расходы, которые он понес в Провансе в 1357 году, до сих пор не все были возмещены королевой Неаполя. Его пленение в битве при Лонаке привело к тому, что он был заключен в тюрьму на два года, а выкуп составил 300.000 флоринов (около 42.500 фунтов стерлингов). Чтобы собрать эту сумму, ему пришлось заложить свои личные драгоценности, продать часть своих владений и взять большой заем. Но даже этого ему не хватило. Арманьяк выступил против первого фуажа, который был введен после прибытия принца в герцогство, и стал единственной заметной фигурой, которая сделала это. В этом случае принц откупился от него, одолжив ему деньги, необходимые для выкупа. Когда Арманьяк вернулся из Испании, он все еще был должен принцу 25.000 ноблей (около 8.300 фунтов стерлингов) из этого займа, но принц сам задолжал графу (по его собственному подсчету) более 200.000 флоринов (около 28.300 фунтов стерлингов) в качестве военного жалованья ему самому и его приближенным. Арманьяк был нетипичен и в другом отношении. Он так и не смог примириться с переходом своих владений под английский суверенитет. Причина этого достаточно проста. До заключения мира он был крупной политической фигурой на юге Франции. И хотя в 1364 году он был принят в Совет принца, когда приносил ему оммаж, это вряд ли могло скрыть тот факт, что теперь он принадлежал к политическому сообществу, в котором его собственная роль была второстепенной. Дело было не только в гордости, хотя и это, несомненно, имело значение. Арманьяк нуждался в поддержке государства, чтобы противостоять врагам своей семьи. Он не мог полагаться на принца, как полагался королей из династии Валуа[934].
Арманьяк в каком-то смысле стал аутсайдером в гасконской политике. Но фуаж 1368 года вызвал у него недовольство, которое разделяла большая часть местной знати старого герцогства, и особенно сильно — два знатных дворянских рода, с которыми семья Арманьяка была связана брачными узами, сеньоры д'Альбре и графы Перигора. Недовольство этих трех семей по-разному иллюстрировало проблемы управления английским герцогством после войны.
Деньги были главной причиной трудностей сеньора д'Альбре, так же как и графа Арманьяка. Арно Аманье д'Альбре в общем хорошо перенес войну, но и он угодил в плен при Лонаке, и за него назначили большой выкуп, в 100.000 флоринов (около 14.000 фунтов стерлингов). Последняя часть этой суммы была выплачена только весной 1367 года. Кроме того, Арно Аманье пришлось участвовать в выкупе двух младших братьев и двоюродного брата, которые попали в плен вместе с ним и эти расходы пришлись на трудное для него время. В 1350-х годах он и его клан были одними из самых успешных военных предпринимателей юго-запада, получая большие доходы от деятельности гарнизонов и компаний, разбросанных по всей центральной Франции. После заключения мира эти доходы значительно сократились, поскольку д'Альбре постепенно распродавали свои опорные пункты в Оверни и Бурбонне, а условия жизни их компаний в других местах становились все более трудными. Много лет спустя, на одном из парижских пиров, Фруассар подслушал, как д'Альбре жаловался, что у него никогда не было столько денег с тех времен, когда каждый проезжий купец был в его власти. Слова были сказаны в шутку, но они оказались правдивее, чем предполагал хронист. Испанская кампания могла бы поправить состояние д'Альбре, но вместо этого он потерял лицо и деньги и ничего не приобрел. Он также, как и Арманьяк, был чувствителен к ослаблению своего влияния в расширенном герцогстве, возникшем после мира 1360 года, где власть приходилось делить не только с магнатами других, ранее французских провинций, но и с англичанами, такими как Чандос и Хэруэлл, Стрейтли, Фелтон и Стаффорд, которые теперь главенствовали в делах Аквитании и сами были окружены жадными и честолюбивыми клиентами. Однако д'Альбре был опасным противником, так как его огромные владения были сосредоточены в Ландах и нижнем течении Дордони, недалеко от Бордо, а родственные связи распространялись на большую часть юго-запада. Семья д'Альбре имела долгую историю нестабильных союзов, отбрасываемых по мере того, как того требовали интересы. Дед Арно Аманье сражался за Эдуарда I и против Эдуарда II. Его отец первые три года войны воевал против Эдуарда III, а следующие двадцать — за него. Сам Арно Аманье предоставил войска Карлу V участвовавшие в сражении при Кошереле, а в следующем году стал лейтенантом короля Наварры во Франции. В соборе Бордо в июле 1363 года он стал первым бароном Аквитании, принесшим оммаж принцу. Но, как и его предшественники, д'Альбре был, по сути, превосходным вольным наемником, любившим деньги и готовым продать свою поддержку тому, кто в долгосрочной перспективе мог предложить ему больше[935].
Аршамбо, граф Перигорский, был совсем другим, импульсивным молодым человеком, который, в возрасте двадцати одного года, недавно унаследовал графство от своего отца. Он сражался с принцем в Испании и, предположительно, также накопил долги. Но его мотивы для присоединения к оппозиции, вероятно, были скорее политическими, чем финансовыми. Графы Перигорские на протяжении многих поколений пытались создать в Перигоре консолидированную вотчину, которая могла бы сравниться с апанажами принцев во Франции. Эти амбиции привели его к борьбе с главными городами, в частности с Периге, и некоторыми могущественными дворянскими домами в южной части провинции. Присоединение Перигора
