Ознакомительная версия. Доступно 45 страниц из 222
Троцкий поручил своему сыну взять на себя нелегкую ношу разоблачения московского фарса. Он оказывал ему помощь письмами, подсказывал источники информации, истолковывал скудную информацию и настойчиво требовал ускорения работы.[1370] Н. И. Седова вспоминала, что Лев Давидович буквально лихорадочно изучал доступные материалы, связанные с процессом. «Вооруженный красным, синим и черным карандашами, он делал выписки из отчетов суда и набрасывал свои заметки на клочках бумаги. Его кабинет был заполнен гранками и рукописями, исчерпывающе разоблачавшими [сталинские] преступления… Однажды он сказал мне: «Я устал от всего этого — от всего этого — понимаешь?»».[1371]
В результате вначале очередной номер «Бюллетеня оппозиции» был посвящен судебному фарсу в советской столице, а затем на свет появилась «Красная книга о Московском процессе», подготовленная Л. Седовым.[1372]
В разгар подготовки «Красной книги» Лев Седов, понимая, что его жизнь находится в опасности, счел необходимым передать находившиеся у него исторические документы в более надежные места. Наиболее ценную часть он отдал М. Зборовскому, которому полностью доверял, не подозревая, что тот является агентом НКВД. Менее важная, по его мнению, коллекция (газетные вырезки и сопроводительные бумаги, переписка «Бюллетеня оппозиции», а также некоторые письма турецкого периода) была передана в начале ноября на хранение в Парижский филиал Амстердамского Международного института социальной истории, за что Лев получил незначительную по тому времени сумму 15 тысяч франков. Документы принял руководитель филиала известный историк Борис Иванович Николаевский.
В ночь на 7 ноября 1936 года произошло ограбление филиала, значительная часть бумаг Троцкого была похищена. Операцией советских агентов руководил Яков Исаакович Серебрянский, возглавлявший специальную разведывательно-диверсионную группу НКВД СССР («группу Яши»), который нанял квартиру на улице Мишле неподалеку от архива, расположенного на той же улице. Несколько ящиков похищенных бумаг были переданы резиденту НКВД в Париже Г. Н. Косенко, переправившему их в Москву. То, что грабеж был совершен агентурой НКВД, полиция заподозрила сразу, так как ни деньги, ни ценности не были взяты. На допросе Лев Седов предположил, что советская агентура узнала об архиве из-за «разговорчивости Николаевского».[1373] О причастности к преступлению его ближайшего помощника он не мог даже помыслить. Имея в виду многочисленные «проколы», допущенные бездарными следователями из НКВД при подготовке процесса шестнадцати в «доказательстве» связей обвиняемых с Троцким и Седовым, Лев в переписке с отцом с полным основанием предположил, что целью похищения являлись достоверные материалы для новых процессов — местонахождение Троцкого в то или иное время, его конкретные занятия и т. п.
В любом случае ноябрьский грабеж был предупреждением и Льву, и его отцу, что они находятся под колпаком советских спецслужб. Лев сообщал родителям, что он буквально чувствует, как все плотнее сжимается вокруг него кольцо враждебного наблюдения.[1374]
И все же интенсивная работа и на норвежском берегу, и в Париже продолжалась. «Бюллетень оппозиции» и «Красная книга» содержали обильные материалы, разоблачавшие фальшь московского процесса, который был назван «процессом над Октябрем». Материалы предваряло переведенное с французского языка письмо Троцкого, который был лишен норвежскими властями возможности писать по-русски: «Простите, что я не могу прислать вам обещанную к будущему номеру «Бюллетеня» статью о процессе: в желании у меня, разумеется, недостатка нет… Но вы сами скажете, я в этом уверен, все необходимое об этой гнусной амальгаме».[1375]
Обширная подборка материалов открывалась оценкой того, зачем Сталину понадобился процесс шестнадцати. Констатировалось, что советский диктатор становится на путь физического истребления «активно-недовольных», прежде всего сторонников Троцкого. Выдвигались и внешнеполитические причины. «Трупы Зиновьева и Каменева должны в глазах мировой буржуазии доказать разрыв Сталина с революцией, послужить ему свидетельством о благонадежности и национально-государственной зрелости». Помимо политических причин отмечалась и сугубо личная: «сталинская ненасытная жажда мести».
Рассказывалось, что именно в связи с процессом Л. Д. Троцкий вспомнил в одном из писем перед интернированием эпизод, услышанный от Каменева: «В 1924 году, летним вечером, Сталин, Дзержинский и Каменев сидели за бутылкой вина (не знаю, была ли это первая бутылка), болтая о разных пустяках, пока не коснулись вопроса о том, что каждый из них больше всего любит в жизни. Не помню, что сказали Дзержинский и Каменев, от которого я знаю эту историю, Сталин же сказал: «Самое сладкое в жизни — это наметить жертву, хорошо подготовить удар, беспощадно отомстить, а потом пойти спать»».[1376] Вспоминались и высказывания Ленина о Сталине, в том числе: «Сей повар будет готовить только острые блюда» или: «Сталин заключит гнилой компромисс и обманет». Делался вывод, соответствовавший формировавшейся оценке Троцким Сталина как современного Цезаря Борджиа.[1377] Эта оценка вскоре ляжет в основу книги о Сталине и статей, написанных Троцким в последние годы жизни, в том числе уже в начале Второй мировой войны.
Восстанавливалась картина того, как бывшие высшие партийные деятели под прямой угрозой для своей жизни и жизни родных шли на новые унизительные капитуляции, признавая свое фиктивное участие в террористических актах, подготовке покушений на Сталина и его подпевал.
Ознакомительная версия. Доступно 45 страниц из 222
