— Помни, откуда приполз, куда летишь и пред кем дашь отчет. Дай им понять! Намекни о вечном примирении и о жизни бесконечной…
— Лети! Крылья белые, тяжелые, в слипшихся комках кровавой грязи…
— Лети! Рухни, как аэролит, на тамошние нивы! Возникнув, словно ответ на вызов лесов, снегов и морозов…
— Давай, езжай! Развяжи дистанцию!
— Полны ангельских крылий подо мной небеса, и зовут к родному новоселью неотступных ликов голоса, качай же, черт, качели, все выше, выше, ах, с тобой, как Лазарь, сгину — бледный оборотень, дух!
— Тяжелый полет сквозь лед и холод… Ты придешь с шаломом, что означает вовсе не мир, как мнят незатейливые, а законченность, заполненность. Завершенность строения мира. Зец!
— Подлетая на ядре поближе к милому пределу, увидишь ты вдали, что идет снег и земля пуста. В хоромах москвалымской механики нет места Богу, а следовательно — и пархам. Значит, дело за малым — нормализовать, отладить заново сей дряхлый механизм. Два с третью — и вот вам гармония Семь! В небе простряся плывешь — представляете, как хорошо и державно!
— Скажу расхоже — спасти мир можно только уничтожив. Скинуть эту оболочку, сжечь эту кожу — и воскреснуть враз во Вложенном мире!
— Разрушить мир — это и есть его создать. Сломать навыворот. Обратная сторона Слова. Давай, лети! Подбрось им огоньку, пироманны! Обрати в живительный пепел! Мир — Трут — Огниво!
— БВР — черная дыра. Чудовищная гравитация мирового раздражения сжимает ее в точку — точнее, в запятую «юд». Но точки тоже бывают тучные. Хоп — и Большой Взрыв Разума! Изход!
— Мидраши болбочут, что суббота — подобие будущего мира. Тишина, недвижье, безлюдье. Да будет так!
— Хорошо было Моше раньше: машинально воздел руки — и наши побеждают… А тут думай, каково нам без них, БВР без мiра — не скучно ли?
— Выбор не богат — бытие или ничто.
— Ставлю на изеро. Тут три важнейших причины. Во-первых, мы издревле избранны и умней всех зверей. Во-вторых, мир стоит кадиша. В-третьих, как вам нравится первое?
— Тут у тебя того, логическое проскальзывание, возникают разночтения, иные голованы… То-то по Отто мы внеморальны… А от ядовитого Антид Отто еще и рвсны… Юдитюд… Но вообще, согласен с собой, чего мы должны ждать, возлежа на оттоманке — пока ад замерзнет?
— Второзаконие — финики должны перетекать к пархам! Пора, пора миру подняться ввысь и сложить крылья. Осень жизни — харбст. Облетанье! Пожили, харэ. И в рабстве, и в барстве… Жирные поры, сухотка…
— Лети, метни хлопушку! Да не промажь!
— Ты рекастый, котел у тебя варит — лети птицей! Будет тебе счастье! Найдешь прибежище в воздухе, претерпевая изменения, растекаясь и возгораясь, возвертаясь обратно к семенообразному разуму Целого… Семачки Семи, понял?
— Устали сидеть ждать думать — решили послать слетать кинуть.
— Кир, закусь, кореша… Кто есть из вас — из всего народа Его? Да будет Бог с ним, и пусть он туда летит!
— Лети, Бен-Неба, левит крылат! Да не заблудись, чирикая, с гвоздочками во рту! Четвертая от Солнца и первая от Луны!
— Долетишь, ничего. По прямой. В небе углов нет.
— Лети! Откроешь дверь крылом, прыг-прыг по паркету… Отвык, небось — тут камень сплошь…
— А помнишь у Раши то место о башне, летящей меж звезд столь быстро, что время в ней переворачивается. Полетишь как бы в прошлое, в ушлое — свезешь, сбросишь лишнее…
— Бери больше, кидай дальше, отдыхай пока летишь! Сери-бери-ешь!
— Лети! Что ты медлишь? Распиши по минутам. Там снег планирует, и ты — туда же… Я в пухлощеком отрочестве изучал потолочную роспись в Шестнадцатой Церквухе — так там такие персонажи витают в облаках! Странница Феклуша еще говорила — стали пархов в кресты запрягать, так они лапами-то вот так делают!
— Летишь? Ну, по рукам! Свершилось, как заметил один гость Ерусалима. Попутного вектора тебе в флюгер!
— Лети, зад осляти твоей ети!
— Что, не знаешь или лететь? Никто не неволит. Зачем поддакивать угодливо — да нет, да нет… Ты нам не данекай, а прямо лупи, отбивай: «Лечу Колымоскву». А то кендалонет, как этот…
— Лети! Мы тебя из рук выпустим с молитвой. Двумя крылами закрой лицо свое, двумя — ноги свои, а остатними двумя — лети! Фарисеистый реет сераф!
— Появиться смиренно в ночном небе над Колымосквой, пройти приниженно на бреющем над своим домом, повиснуть покорно над заснеженной стрехой… Вот уж они там, населители сугробов, удивятся, закудахчут: «Ахтунг, ахтунг! Ахти нам!»
— Ишаки да яки! Что-то странное летало из неясного металла…
— Изучи мать-часть и лети в мать-тьму! Лети да звездочку вкрути!
— А полетели вместе! Нахуюверхом! Стряхнем стариной! Слетаем, братцы, взмоем, намосквалымим!
— Воротимся на время — кинем кость в мякоть! Гиюрню им устроим!
— Шлетим с катушек шовместно, шикарно! Воспарившее сиротство! Дионис-сионид!
— Опять по пять и два в остатке и И. ведомый — и в Колымоскву на пересылку. В сей холод, Большое Гнездо! Наперекосяк! Превращайся из прямой в окружность, из посоха в змею — закругляйся!
— Повторяй, глядь, за нами дикие звуки: «Олэх аруах валь свивотав шав аруах» — ах, красиво! Возвращается ветер на круги свои в поле… Полетели нарезать! Карусель!
— На семи ветрах, на кольце «восьмерки», в пальтеце песцовом…
— Вся БВР — единый воздушный корабль! Выкорчеваться из почвы, выдраться из песка и травянистой скалистости — и полететь! Летающая Скала-и-Крепость, осаждающая небо! Ковровые бомбометалки!
— Скала летела, летела — и села. Таков таинственный конец стиха в Книге. Неопознанный пузырь, подбитый горячим ветром, хамсином…
«Слиться разве что с ними, с хамцами, слетать, — думал И. — Стать одним из Лиц, сокрыв заподлицо. Ревок коверного из инвалидной кресли: «Слети с котурнов!» Эх-ма, возрастной ценз не дозволяет, человечьи параметры… Да и просто стремно умалишаться. Мудрячье это обветшалое. Лечу от геморроя. А ты от чего летишь? Копчу небо. Действо сверчков. Запечных дел мастера».
— Да ты от большого ума нас, гляжу, за окончательных Мудрецов принимаешь? Мы — не они. Мы — промежуточные, всего лишь очередная ступенька Замысла. И ты на этой ступеньке стоишь. А следующая икарнация — лети!
— Вот этот пиракуб и есть воздухоплавательная машина. Летает по законам ритма. На желтом угле работает. Прошу за штурвал. Плевое дело — унестись восвояси!
— Помилуйте, да я и так могу, силой духа, — хрипло пробормотал И.
— Этого не надо. Что ж мы, на голубятне, что ли… Не по внучке случки. Тут серьезно. Не чердак с сизарями, прости Лазарь, не хлевоясли.
— Изобрел данный аппарат один инженер из Колымосквы. Ёкарный дедал! Да-а, уж оттуда как человек — так властелин вселенной. Самоделкин! Остались описания — в холщовой грязной рубахе, в заплатанных штанах, перепоясанных веревкой, в руке — запачканный чертеж. Выходит из сарая… Космический образ! Галактионыч! Точнейшие детали. Хамагацитл!