гормоны решили объявить войну. Нет-нет, никаких провокаций.
— Я шучу, — Габриэль забирает пустой бокал и накрывает мои плечи покрывалом.
Присаживаюсь в мягкое кресло, подтягивая ноги, и смотрю на повисшую в небе бледную луну. Из номера тихо льется спокойная музыка, а вокруг нас царит блаженная тишина. Габриэль курит, иногда поглядывая в мою сторону, но пламя почти догорело.
— Помнишь разговор на пляже, когда ты прилетела в ЛА, и мы встретились спустя два года? — первым прерывает молчание Лавлес.
— Угу, — мычу, прикрыв от удовольствия глаза, слушая красивую мелодию.
— О чем мы говорили?
Задумчиво кусаю губы, выуживая из памяти события того дня, и расслабленно говорю:
— Как всегда о моей работе и твоих новых тату.
Чувствую на себе его улыбку.
— Я не раскрыл значение второй.
Да, что-то такое припоминаю. Одна из книги Чака Паланика «Бойцовский клуб», вторая — на ирландском.
— Я нашел в тебе Рай, но мой Ад сильнее.
Хмурюсь и пристально смотрю на профиль Габриэля, взгляд которого устремлен куда-то вдаль. Он говорил, что сделал их после отлета из Нью-Йорка… По коже скользит морозный холод.
— Да, так было всегда, — тихо подтверждаю, все так же глядя на его напряженное лицо и поджатые губы. — Потому что человек, который даже отвергает настоящего себя, никогда не пойдет дальше, пока не выпустит Ад и не освободится, не примет себя таким, какой он есть.
Габриэль закидывает голову, прикрывает глаза и слабо улыбается.
— Какие наивные рассуждения.
Вскакиваю с кресла, одеяло скатывается на пол, а мои брови сходятся негодующе на переносице.
— Почему же? Посмотри на меня, кого ты видишь?
Лавлес поглядывает из-под ресниц, пошло ухмыляясь.
— Сексуальную блондиночку с карими глазами, дерзким ротиком и в миленьком платье, от которого надо бы избавиться…
— Я серьезно, — перебиваю его, упирая руки в бока. — Попытка номер два.
Он издает смешок и молчит, все так же с интересом наблюдая.
— Я не знаю своих биологических родителей, Габриэль. Росла в чужой семье, ставшей для меня родной. Работала в дешевых забегаловках, слыша вслед «какая четкая задница», мыла унитазы и душевые в отеле. Потеряла младшего брата, но я не сломалась под гнетом проблем и жила дальше. Познакомилась с потрясающими людьми, нашла любимую работу и полюбила человека, который сделал меня сильнее, — ощущаю удивленный взгляд Габриэля, но продолжаю: — Да, я многое переосмыслила. Раньше считала, что любить тебя сущее наказание, Габриэль. Но потом посмотрела с другой стороны, отвергаемая и униженная тобой не раз. Я подумала: на этом жизнь не закончена, если любовь не взаимна. И работала, развивалась. Все время я поднималась и шла дальше, — говорю с придыханием, глядя ему в глаза. — У всех есть демоны, но ты со своими даже не борешься. Ты им добровольно подчинился. И тебе это нравится.
— Какая пылкая речь, колючка, — иронично посмеивается Габриэль, посматривая исподлобья. Перевожу дыхание и прищуриваюсь, не разрывая зрительный контакт. — Между нами огромная пропасть, глубже Марианской впадины. Я даже рад, что мы такие разные и наши взгляды тоже, иначе я бы не отмечал этот бесполезный день с тобой.
— Он не бесполезный… — быстро возражаю, ощущая всю тьму в сверкающих нефритах.
— Бесполезный, потому что я только и слышал, какого хрена родился. Бля, да у меня выбора особо не было! Надо думать, прежде, чем трахаться или сделать нахрен аборт, чтобы потом не париться! Что отмечать? Это не праздник, а полное дерьмо, — выплевывает со злостью и печалью в голосе Габриэль и берет стакан с виски, опрокидывая в себя содержимое.
Тяжело выдыхаю и обвожу взглядом полумрак в комнате. Все крутится вокруг сломанного детства Габриэля и его родителей. Кажется, кто-то из мудрых говорил: чтобы разрушить личность, нужно испоганить ей детство. И вот, живой пример перед глазами: парень, ненавидящий жизнь.
— Мой папаша в нашу последнюю встречу сказал: «Лучше бы ты не появлялся на свет, чтобы не портить никому жизнь». Бля, а я ведь до сих пор порчу, твою ж мать! — безрадостно хохочет Габриэль, вновь наполняя стакан и сразу же выпивая.
— Это не так… — тихо возражаю, взирая с горечью в глазах на Габриэля, но все тщетно.
— Хватит, Ливия, это так, признай. Даже взять тебя. Сколько дерьма ты натерпелась? Черт, давай закончим на этом, — он постукивает нервно пальцами по обивке и снова курит, глядя в сторону.
Закончим так закончим, только я все равно не понимаю, как можно получать кайф от постоянных страданий и мучений? Габриэлю нравится такая жизнь, или он давно бы плюнул на прошлое, безответственных родителей и посмотрел вперед. Но ему доставляет удовольствие тьма прошлого и тех эмоций, поэтому он не хочет избавляться от них. Если он избавится, весь смысл исчезнет. Ведь с тьмой всегда легче договориться, а постараться жить на светлой стороне — трудно.
Когда со стола убирают все лишнее, а Лавлесу приносят новую порцию виски, я принимаю душ, облачаюсь в ночную рубашку и устало падаю на кровать, накрываясь одеялом. Он до сих пор сидит со своими мрачными мыслями на балконе-патио, но я слишком вымотана нелегким разговором. Хотелось завершить вечер чем-то приятным, а не так. Когда прикрываю отяжелевшие веки, слышу тихие шаги. Рядом садится Габриэль, касаясь чуть влажных после душа волос.
— Я хочу, чтобы ты кое-что знала, — Габриэль нежно проводит пальцами по спутанным прядям и находит в полумраке мои сонные глаза. — Твое право: верить или нет. Ты всегда будешь особенной, Ливия, сколько бы гадостей и боли я не причинил.
Почему его слова звучат, как прощание? Или мой сонный и немного хмельной мозг это выдумал? Возможно, я уже сплю…
— Я говорю это сейчас… — повисает пауза, и взгляд Габриэля сливается с темнотой комнаты и ночного неба за окном. — Потому что потом будет поздно.
Я засыпаю, ощущая, как он ласково гладит по голове. Какая грустная ночь прощаний, ведь это последний раз, когда я видела Габриэля таким.
Глава 63. Я проиграла
В тот день я схватила тебя и решила, что сейчас или никогда. И я сохранила то, кем ты был на нашем пути в никуда. Ты распинаешь себя. Посмотри, что случилось, детка. Ты все еще в себе? Потому что я не могу достучаться до тебя в последнее время. Все, что ты сказал, было не достаточно. Я не могу вечно ждать, если бы я осталась, чтобы поддержать тебя — это все равно тебе не помогло бы. Я знаю, ты мог, но ты их не бросишь. Я знаю, ты мог, но ты не будешь слушать.