чувствовали себя странно — как будто они не принадлежали мне.
В голове у меня было то же самое.
Мои глазные яблоки вращались в моей голове сами по себе.
Серьезно, я не мог с ними справиться.
Я пытался сосредоточиться, я очень старался разобраться в том, что меня окружает, но мои глаза продолжали дрожать, и комната кружилась.
Я был под кайфом?
Гибси накачал меня?
Этот ублюдок…
— Джонни, все в порядке, сынок, — голос моего отца раздался совсем рядом. — Не тяните за капельницу. Ты навредишь себе.
— Да?
— Я здесь, сынок.
Звук стула, соскребающего с плитки, заполнил мои уши.
— Да, — прохрипел, успокаиваясь, когда почувствовал, как его теплая рука накрыла мою. — Где я?
Я не мог его видеть, но я знал, что он был близко.
Его голос звучал прямо у моего уха, заставляя меня чувствовать себя в безопасности.
Его рука коснулась моего лба, убирая мои волосы назад, точно так же, как он делал, когда я был маленьким.
— Ты в послеоперационной палате, сынок.
Иисус Христос, серьезно?
Я почти помню поездку на машине скорой помощи в больницу.
Все было размыто.
И безболезненно.
У меня не было боли.
Ничего.
— Тебе сделали операцию, сынок, — объяснил мой отец.
— Черт, — прохрипел я. — Мой член все еще там?
— Он все еще там, — тихо усмехнулся папа.
— А мои яйца?
— Тоже есть, — задумчиво произнес он. — Все в рабочем состоянии.
Я прерывисто выдохнул:
— Слава Иисусу.
— Ты помнишь матч прошлой ночью? — он спросил. — Ты был в плохом настроении, сынок.
— Я помню ту девушку, — пробормотал я невнятно. — Почему все темное?
— Потому что ты должен спать, — сказал мне мой отец. — Сейчас шесть часов утра. На улице все еще темно.
— Значит, нигде нет света? — Спросила я, сбитый с толку. — Он весь ушел?
Я услышал его тихий смех. — Никакого света еще несколько часов, Джонни.
— Ты уверен, что мой член все еще там? — Я шевелил ногами, но они не желали со мной сотрудничать. — Мне действительно нравится мой член, папа. Я буду плакать, если он исчезнет.
— Большинству парней нравится эта часть их анатомии, Джонни, — усмехнулся папа. — И я обещаю, что он все еще там.
— Проверь для меня, — пробормотал я, чувствуя себя чертовски одурманенным. — Просто чтобы убедиться.
Я услышал, как мой отец тяжело вздохнул, а затем почувствовал, как с моего тела снимают одеяло.
— Все в порядке, парень, — заверил он меня, прежде чем снова укутать меня одеялом.
— Он больше не работает, папа, — простонал я, чувствуя, как огромная волна опустошения наполняет мое тело. — Я его сломал.
— Врачи вылечили его, — уговаривал он. — Он снова в рабочем состоянии.
— Я могу снова вытащить свой член?
— Да, Джонни, — засмеялся он. — Через несколько недель ты сможешь тягать его сколько душе угодно.
— У меня в голове все как в тумане, па, — невнятно пробормотал я. — Все теплое и покалывающее… и я чувствую себя слабым, как мячик.
— Это лекарство, Джонни. Оно делает тебя сонным, — сказал он мне. — Возвращайся ко сну, и через некоторое время тебе станет лучше.
— Как у него дела? — спросил незнакомый голос, сопровождаемый небольшой вспышкой света и звуком щелчка двери.
— Говорит как из задницы, — сказал мой отец голосу.
— А, это, должно быть, морфий, — задумчиво произнес голос, подходя ближе. — Попробуйте уложить его спать. Я вернусь через час.
— Там девушка, — объявил я, когда дверь снова щелкнула.
— Я знаю, Джонни, — спокойно сказал папа. — Это была твоя медсестра.
— Нет, нет, нет, — невнятно пробормотал я, качая головой. — Там девушка, папа. Девушка.
— Где сын?
— В автобусе девушка, — пробормотал я невнятно. — Мне нужно, чтобы ты нашел ее для меня.
— Нет никакой девушки, любимый, — уговаривал папа. — Автобуса тоже нет. Ты под кайфом от морфия.
— О, черт, — простонал я. — Я умираю или что-то в этом роде?
— Нет, сынок, ты не умираешь.
— Спасибо, черт возьми, — простонал я. — Потому что я хочу снова увидеть эту девушку.
— Хорошо, Джонни. Просто расслабься, приятель.
— Нет, нет, нет, папа, я серьезно, — пробормотал я. — Я думаю, что люблю эту девушку.
— Ну, и кто эта девушка?
— Она река, — вздохнул я и закрыл глаза. — Я оставлю ее себе, папа.
— Хорошо, сынок, — уговаривал он. — Ты оставишь себе девушку.
— Она заставляет мое сердце биться, типа, вау.
— Это правда? — он задумался.
— Так плохо, папа, — вздохнул я. — Бум, бум, гребаный бум. — Я покачал головой. — Все время.
— Он проснулся? — голос моей матери заполнил мои уши, за ним последовала еще одна вспышка света и звук щелчка другой двери.
— С ним все в порядке, — усмехнулся папа.
— Джонни, любимый, это мама.
— Ма, — попытался я сказать, чувствуя, как ее рука касается моей щеки. — Не злись.
— Я вне себя от злости, — всхлипнула она. — Ты мог умереть.
— Она плачет, да? — Я запинался, шлепая по чему-то, что касалось моего носа. — Это потому, что у меня был секс. — Ухмыляясь, я добавил: — Много секса. — Я рассмеялся про себя, но это звучало смешно. — Шучу, ма… Мне не нужна киска.
— Эдель, дорогая, он кайфует, как воздушный змей, — услышал я слова отца. — Он не запомнит ни слова из этого. Лучше подождать, чтобы поговорить с ним, пока он не придет в себя должным образом.
— Разговор, — громко простонал я. — Все эти гребаные разговоры.
— Джонни, с любовью…
— Секс — прекрасная вещь, — все бормотал я. — Когда это между двумя бла-бла-бла.
Мама рассмеялась:
— Итак, ты все-таки слушаешь меня.
— Ма! — Я воскликнул. — Ты знаешь эту девушку!
— Какая девушка, любимый?
— Моя девушка. — Я хлопнул себя ладонью по носу, чесал царапину или зуд.
Я больше ни о чем не знал, но чувствовал себя чертовски здорово.
— Видишь, папа? — Я хлопнул себя по груди. — Бум, сука, бум, бум.
— О чем он говорит, Джон?
— Одному богу известно, — ответил мой отец, и его это явно позабавило. — Но это лучшее развлечение, которое у меня было за последние годы.
— Мой член снова работает, ма, — невнятно хихикаю я. — Па проверил. Мои яйца тоже там.
— О, Господи, — пробормотала мама.
— Все в порядке, — проворковал я, сжимая губы. — Ей сейчас шестнадцать, а мне… — Я хлопнул себя по лбу. — Семнадцать.
— О чем ты говоришь, Джонни?
— Дроби, ма, — простонал я. — Они приближаются.
— Для чего, мой хороший?
— Ждать осталось недолго. — Я вздохнул. — Спасибо, черт возьми, потому что я влюблен.
— Ты влюблен?
Я радостно кивнул.
— И она — река.
— Ну, это… мило, любимый, — уговаривала мама, звуча смущенно. — Хороший мальчик.
— Я собираюсь провести свою лодку по ее реке, — хихикнул я. — Мой член— лодка.
— Они могут нокаутировать его обратно? — Мама ворчала. — Он собирается довести меня до инсульта всеми этими разговорами.
