руки, и думала: пришибу негодяя! Сначала я испугалась, что Андреас начнёт пересказывать легенды про Лилит. Но, это же только легенды! Ещё неизвестно, как отнесутся к таким беседам крестоносцы! И вроде, слегка отпустило, когда парень принялся рассказывать о казнях египетских. Но, когда я вслушалась… о, Господи!
И, что самое страшное, рассказывал он в общем-то правду, даже близко к тексту. Вот только… в его рассказе всё получалось странным и жалким! Бог, который создал за семь дней этот мир, не может защитить народ Свой? А вынужден запугивать какого-то фараонишку? Мало того! Он его одновременно запугивает, и тут же сам — сам! — ожесточает сердце его, чтобы он своих обещаний не выполнял. Для чего? Чтобы опять запугивать? И так по кругу? Хотите верьте, хотите нет, но по словам Андреаса создаётся ощущение, что всемогущий Бог бахвалится своими способностями к чудесам! Вот, мол, я какой! Верьте в меня, люди! Прости, Господи!
А про скот? Пятой казнью Бог уничтожил скот мором. ВЕСЬ скот. Так и сказано, что весь скот был уничтожен. А потом, в седьмой казни, ещё раз уничтожил его градом… А потом, ещё раз, в десятой казни, взял первородное у этого же скота… Вы думаете я поверила, что рассказывая про десятую казнь, Андреас на этом месте запнулся случайно? Ха! Я не такая дура… И в рассказе Андреаса, когда Бог Всемогущий крадётся, словно разбойник в ночи, между домами, чтобы уничтожить всех первенцев, и пристально всматривается в темноте, помазаны ли кровью двери, он выглядит… Ой, Господи! Спаси и сохрани! А между тем, почти теми же словами в Библии написано!
И, вы думаете, я не поняла, почему он говорил про казни, но упомянул и Пасху? Вы думаете, что я не знаю, что католическая Пасха специально так рассчитывается, чтобы не совпадать с Пасхой иудейской? Специально! Ну ладно, я помню, как мы разговаривали про юлианский календарь. Что его привели к правильному отображению движения Солнца. Да, Юлий Цезарь был идолопоклонник! Но, после того, как была создана Священная Римская Империя, кто мешал привести календарь к тому виду, который прямо завещал Господь Бог? Повторю, это не пожелание, это завет Божий! Хотя этот завет и дан иудеям, а мы христиане, но мы ведь тоже в Него верим?! Сам Иисус Ему молился! И нам велел! «Отче наш…», молился Иисус, но это же молитва Богу Отцу? Не так ли?
Неужели никто, кроме меня, не замечает, что Андраес издевается над нами?!
Я скосила глаза на соседний стол. Крестоносцы сидели вполне довольные и одобрительно покачивали головами. Им нравилось то, что рассказывал парень! Но я-то, я-то чувствую, что это издевательство! Издевательство, почти прямыми цитатами из Библии! Ох, Матерь Божья! Нет, я его точно пришибу! И не останавливайте меня! Лучше дайте что-нибудь тяжёлое в руки!
Я ж его завтра, если в карету сунется, мордой об дверцу… Ой, прости Господи, мысли грешные! Уф-ф… нельзя же так! Я его завтра… на путь истинный наставлю! Желательно, физически! И только если не получится физически, тогда нравственно! И да будет надо мной благословение Божие! Уф-ф…
* * *
Я видел, что Катерину что-то сильно расстроило. Сидела молча, гневно покусывая нижнюю губу, и сердито поглядывая на меня. Что не так-то? Вон, крестоносцы вроде довольны? А про Пасху еврейскую мы ещё поговорим! Я же намекал, что у меня есть вопросы? Вот, когда можно будет пересадить Эльке к кучеру, мы обо всём и побеседуем!
Но тут брат Марциан начал читать молитву, благословляя трапезу. Все сложили ладони в молитвенном жесте, и я, разумеется, тоже. Поскорей бы! А то зверски проголодался!
* * *
Надо сказать, я уже привык спать недолго. Приезжаем в трактир поздно, выезжаем рано. Значит, каждая минута сна дорога! Но меня никак не покидало ощущение, что вот-вот раскроется очередная тайна перстня! Вот, прямо сегодня! Сегодня не получилось? Ну, завтра обязательно получится! Потому, после ужина, я привычно стоял на коленях, вроде бы молитвенно сложив руки и шевеля губами. Если что — пусть брат Ульрих думает, что я мысленно возношу молитвы. А на самом деле я пытался расшифровать таинственные видения. Ну, ещё чуть-чуть и всё станет понятным! Ну? Ну?..
Нет, и сегодня не получилось. С печальным вздохом я встал с коленей и рухнул на кровать. Сон пришёл сразу, как только голова коснулась подушки.
И, показалось, что как только голова коснулась подушки, раздался истошный крик. Что такое?! Я приподнял голову.
Брат Ульрих уже стоял посередине комнаты, с обнажённым мечом в руке, в боевой стойке. Хотя и в исподнем.
— А-а-а!!! — повторился безумный крик, — Пожар!!! Пожар!!!
Меня словно подбросило! Молча ухватил дорожный мешок и принялся лихорадочно запихивать в него одежду. Всего несколько секунд! Оружие? Вот оно! Что ещё? Сапоги! Сапоги на ноги! Скорее! Готов! Ульрих уже успел выглянуть в окно, озаряемое багровыми всполохами, и теперь нетерпеливо подталкивал меня в спину. Почти одновременно мы выскочили из дверей номера и захрохотали по лестнице.
Стоп!!! А девушки?! А, вот они! Полностью одетая Катерина, хоть и торопливо, но со всей пристойностью, шла к лестнице, а за ней бежала растрёпанная, босоногая Эльке в нижней сорочке, волоча мешок с пожитками. То есть… то есть, Эльке живо помогла одеться хозяйке, наплевав на собственный вид! Ну, это правильно. Над глупой Эльке смеяться можно, над знатной дамой смеяться нельзя. Значит, знатная дама не может оказаться на людях в неглиже, не так ли?..
— Кони! — не обращая внимания на девушек, сквозь зубы выдохнул Ульрих, — В первую очередь — кони!
И мы выскочили во двор.
А, оказывается, не всё так страшно! Во-первых, конюшня, стоящая чуть в стороне, огнём не тронута. Во-вторых, пылает только одна стена трактира, да и то, только часть стены. В-третьих, уже выстроилась цепочка от колодца к той самой стене, где люди передают друг другу всё что попало, лишь бы с водой: вёдра, горшки, какие-то ушаты… А те, кто у стены, торопливо выплёскивают воду в огонь.
Брат Ульрих моментально оценил обстановку и метнулся в конюшню. Оттуда выскочил с парой деревянных вёдер, по всей видимости, не то для чистки коней, не то, для того, чтобы их поить. И сразу встал в цепочку. И вместе со всеми принялся тушить пожар. Я побежал к колодцу. Бесполезно! Возле колодца столпилось столько народу, что не пробиться. Десятки рук с лихорадочной спешкой тянули из колодца воду. Р-р-раз! — достали, выплеснули, и сразу ведро обратно в колодец; — р-р-раз! — достали, выплеснули, и
