Отвел их в нужную бригаду, там мне дали место в землянке, сказали: «Отдыхай!» Вокруг землянки крутились несколько моих сверстников из этой бригады и, смеясь, дразнили меня: «Жид!»
Утром десантники засобирались в обратную дорогу.
Я подскочил к старшему из разведчиков по имени Павел и стал его умолять: «Возьмите меня с собой! Я сирота! Я умею хорошо стрелять!»
Павел посовещался с своими разведчиками, и они согласились.
Через несколько дней мы перешли линию фронта.
В этой разведгруппе было два человека из полковой разведки 563-го стрелкового полка 153-й стрелковой дивизии. Это 50-я армия.
Я увязался за ними. Но в штабе полка не знали, что со мной делать!
Со мной долго беседовали два офицера. Я все время повторял им: «Хочу воевать, возьмите меня к себе, я сирота. Стреляю лучше любого снайпера. Вы проверьте!» И меня оставили в полку. Сначала я попал в роту автоматчиков. Дивизия стояла в ближнем тылу и принимала пополнение, а нашу роту послали в первую траншею в пехотных порядках. Перебегали с места на место и, не жалея патронов, постреливали по немцам, создавая у них впечатление, что передовые траншеи полны народа. Потом меня забрали в разведвзвод полка, оформили все документы. Подогнали форму под мой рост, нашлись и сапоги по размеру. Но в разведпоиски я ходил в ботинках, сапоги мешали ползать на передовой, слетали с моей ноги.
Я был безумно рад, что меня оставили на фронте.
Был нацелен на месть, и только на месть.
И убивая очередного врага, нажимая на курок автомата, всегда говорил шепотом: «Этого – за маму! Этого – за сестру! Этого – за брата!»
Убивал за каждого своего родственника, загубленного фашистами.
И по этому списку погибших во время войны я прошел несколько раз.
И уложил я навеки в сырую землю несколько хороших десятков немцев, но, когда война закончилась, я еще долго переживал, что мало их убил, и хотел воевать дальше…
– За что вы получили свой первый орден Славы?
– Была дневная разведка боем, и нас, разведчиков, послали в атаку, вскрывать огневые точки противника. Так получилось, что три разведчика, включая меня, успешно проскочили первую линию немецких позиций.
Залегли в кустарнике. Два разведчика ушли вперед, сказав мне: «Ленька! Жди нас здесь!» Я долго ждал своих товарищей…Увидел в траншее немецкую землянку, там шла пьянка. Решил подорвать их гранатой и пополз к землянке. Вдруг из нее выходит здоровый высокий пьяный немецкий офицер и, напевая песню, останавливается в окопчике, в ответвлении траншеи. Решил немец пописать. Окопчик был узкий и неглубокий, немцу по грудь. Первой мыслью было застрелить офицера, но я подполз поближе и со всей силы врезал немцу прикладом автомата по голове. Он обмяк и упал на корточки. Я залез в этот окопчик, подсел под немца и с огромным трудом вытолкнул его наверх.
Никто на немецкой линии обороны не всполошился, меня не заметили…
И хоть откормили меня разведчики, но три голодных года в оккупации не дали мне достаточно вырасти, и внешне я выглядел ребенком.
А где ребенок возьмет силы, чтобы утянуть немецкую тушу весом за сто килограммов?
Снял свой ремень, зацепил его за немецкий и поволок «языка» к своим.
Тащил его по «нейтралке» метров триста, а дальше меня заметили ребята, поползли мне навстречу, и разведчики из нашего взвода помогли дотащить пленного.
Когда они увидели, что пленный «язык» – офицер, то кинулись меня обнимать, ласково приговаривая: «Вот жиденок! Вот молодец! Вот учудил!»
Но через пару дней в следующем поиске меня ранило.
Пошли в поиск семь человек. На подходе к немецким позициям нашу группу обнаружили и расстреляли из пулеметов.
Я получил пулю в живот, и когда меня вытаскивали к своим, еще одна пуля ударила меня в спину. Орден Славы 3-й степени мне вручили уже после возвращения из госпиталя.
– В конце ноября 1944 года вас наградили вторым орденом Славы. За что вы были удостоены этой награды?
– В Польше шел штурм немецкой высоты. Наступали всем полком, вместе со знаменем. Полковую разведку тоже кинули в атаку в первой цепи. Немцы вели жуткий огонь, головы не поднять. Увидел, что убило знаменосца, и он рухнул на землю вместе со стягом. Ничего толком не осознавая и не понимая, руководствуясь каким-то инстинктивным порывом, подбежал к убитому, подхватил знамя и пошел вперед. Все кричали мне: «Леня! Ложись!»
Но я шел во весь рост. Было какое-то состояние полной отрешенности, я не думал ни о смерти, ни о чем другом.
Получил разрывную пулю в правое бедро. С поля боя меня вытащили.
Лежал в госпитале в Августове.
Белые черви выползали из-под моего гипса на ноге…
– О третьем ордене Славы не мечтали?
– Когда в госпитале лежал, мне все бойцы говорили: «Пацан, давай быстрей на фронт возвращайся! Добудешь себе в бою третью Славу!»
Но разве я тогда думал о наградах? Я в основном о еде думал, все время ходил и грыз сухари. Пить и курить я не любил, хотя в разведке этому быстро научили. Мне шоколадка или кусок сахара были важнее любого ордена.
Или когда подходил ко мне командир полка и ласково гладил по голове, то для меня это было высшей наградой.
Возможно, я бы успел заслужить в разведке третий орден Славы, но в начале марта я получил в разведпоиске пулевое ранение, снова в живот, вдобавок тяжелейшую контузию и перелом основания черепа. Десять дней я лежал в госпитале без сознания и без движения, мне сделали спинномозговую пункцию, это помогло, и я ожил… Далее последовала череда госпиталей, привезли меня в Минск, и я вышел из минского госпиталя инвалидом, уже осенью 1945 г. Война закончилась…
– В знаменитой и правдивой книге Григория Смоляра «Народные мстители», изданной в Минске еще в 1947 г., сразу после войны, написано, что на фронте, в разведке, вы также были представлены к орденам Красного Знамени и Красной Звезды. Почему вы не получили эти награды?
– Понятия не имею, почему не получил.
У меня на руках были документы, справки, отпечатанные на папиросной бумаге, в которых было написано, что я представлен к этим орденам.
Со временем текст на этих бумажках стерся, а через несколько лет и сами бумажки превратились в труху. После войны я ушел юнгой на флот и считай что забыл, что мне причитаются еще два ордена.
На флоте, например, никого чьи-то награды или прошлые фронтовые заслуги не впечатляли. Я даже не говорил никому в экипаже своего тральщика, что воевал на фронте и чем-то за это отмечен.
