две довольно неплохие, а для ситуации товарного голода начала 1990‐х так и вполне даже хорошие: «Войнаровский» К. Рылеева (1825), в старом полукожаном переплете, чистый и с большими полями, и первое издание «Душеньки» И. Богдановича (1788), в кожаном переплете и тоже в очень хорошем виде.
Как назло, именно эти две книги захотели купить сразу двое: А. Г. и я. Смотрели К. К. и М. Е. на этот цирк с интересом. Возможно, они как-то подливали масла в огонь, но, так или иначе, расценили они эти две книги одинаково; цифру не помню, потому что в те годы или было много нулей, или они быстро прибавлялись, так что цены в рублях менялись стремительно, подстегиваемые девальвацией. Но относительно того, кому их отдать, наши мэтры сказали: договаривайтесь-ка сами! А они – наблюдали, как это будет происходить.
Исходя из табели о рангах, я, будучи самым младшим, должен был, если повезет, купить любую оставшуюся от старшего. Но поскольку ни один из нас не имел острой нужды в этих книгах – мы эти темы не собирали, – то ситуация была непростой. Оставить меня совсем без книг А. Г. тоже не хотел; все-таки мы работали в одном коллективе, и обижать меня намерения у него не было, к тому же на глазах у всего народа. Но что выбрать – он не знал и, положив обе книги передо мною, сказал, что выбор должен сделать я, и начал, как обычно пристально, смотреть на мою реакцию. Вообще у него всегда было что-то от рыси: он человек вежливый, тихий, обходительный, но очень хорошо и быстро соображающий.
Я стоял и, не показывая виду, думал не столько о книгах – я сразу понял, что мне нужна «Душенька», потому что тогда очень интересовался книгами XVIII века, – сколько размышлял, как же мне заполучить желаемое. Не то чтобы я был очень хитрым, но и простаком я не был, а, главное, сумел к тому времени изучить характер А. Г.
В результате я что-то там прокряхтел относительно редкости «Войнаровского» в связи с восстанием декабристов (редкости мнимой, как показало время, но тогда виделось иначе) и сказал: «Беру „Войнаровского“». И тут А. Г. поступил ровно так, как он обычно в таком случае поступал и чего я ждал, но уверен, конечно, не был: А. Г. сказал, что ему-то как раз Рылеев и нужен, а «Душеньку» он мне, безусловно, отдаст. Я ее и купил.
Вторым, уже мимолетным сотрудником «Акции», который там работал к моему появлению, был А. З. З***. Он тогда, если я верно помню, учился на истфаке Ленинского пединститута, занимался биографией Г. В. Вернадского, потому что прожужжал им все уши; ну и все мы думали, что он пойдет по научной линии. А. З. был славен своей привязанностью к супруге, и притча во языцех – разговоры с ней по рабочему телефону (мобильных тогда не было). К. К., с его нордической выдержкой, в восторге от подобного мурлыканья не был. Мы с А. З. честно друг друга терпели, но этим, кажется, наше общение и ограничивалось.
Прической А. З. был уменьшенной копией М. Е., с такой же округлой вьющейся шевелюрой, ходил с рюкзаком, превышающим собственные размеры, и внешне был подлинной мечтой антисемита, которые порой к нам в лавку захаживали, а потом сломя голову бежали. Помню, как один из таких, в злобе скатившись по лестнице вниз из приемки М. Е., встал во дворе и заорал во весь голос в наши раскрытые окна: «Окопались тут!!!» и далее по матери…
Так вот, работать А. З. уже почти не работал, с К. К. они не сошлись характерами, что в коллективах бывает. При этом М. Е., человек не только благородный, но и сострадательный, поддерживал А. З., потому что был в курсе – у А. З. семья, а стипендия не лучший кормилец, да и вообще М. Е. людей по мере сил старался беречь.
Настал однажды день зарплаты. Мы по заведенной традиции сели за стол: деви́цы сообразили закуску, К. К. достал свой бренди «Наполеон», который он употреблял в круглосуточном режиме, и начали мы все дружно выпивать и закусывать. А. З., как верный семьянин, почти сразу отбыл к семье.
Проходит минут сорок, возвращается, с привычным рюкзаком, но печального вида, с рулоном в руке. Все уже в разгоряченном состоянии, слушаем историю: «На меня напали в Калашном переулке, отняли деньги, дали вот это». «Это» оказалось живописным портретом Карла Маркса 1970‐х годов, снятым с подрамника и скрученным в рулон. М. Е. без особенного замешательства выдал потерпевшему зарплату во второй раз, портрет же забрал (в награду за свое благородство он умудрился потом на нем даже заработать). Но когда через месяц-два повторилось то же самое, но вместо портрета были какие-то рисунки, милость начальства уже оскудела. Как-то так и закончилась работа А. З. в «Акции».
Но нельзя обойти вниманием и совладельца «Акции» – Б. М. Э***. Кандидат географических наук, он отправил свою специальность на другой конец географии и начал с М. Е. собственное дело. Я, признаться, долго думал, что Б. М. занимается чем-то другим, потому что бухгалтерией ведала вторая жена М. Е. (из трех) и Б. М. общался только с ней; приходил он под вечер и сидел над своим блокнотом, который был, как у К. К., но, видимо, с математикой высшего порядка.
То, что прошли годы и даже сегодня «Акция» работает, и ровно там, где начиналась, только уже получив (выкупив то есть) особняк целиком, – исключительно его заслуга. Мы все к Б. М. относились с опаской, особенно это отношение укреплялось в редкие отрезки времени, когда М. Е. уезжал, болел и тому подобное. Если финансовые вопросы с М. Е. решались мгновенно, то вытащить из Б. М. деньги на закупку было делом архисложным. Б. М. не понимал ничего в книгах (хотя и не мешал делу), но, что было важнее, он сам никакие книги не собирал, то есть родственной душой нам всем не был, – и это несколько охлаждало. Та рациональность, которой у Б. М. было примерно как с полетом фантазии у М. Е., на десятерых, делала его в какой-то мере неприступным.
Я не раз размышлял, как же он сумел вообще сделать так, чтобы «Акция» выжила; но это сделал именно он. При этом оба они – М. Е. и Б. М. – были необходимыми условиями, которые позволяли «Акции» существовать, а значит, и дали возможность работать там другим свидетелям прекрасной эпохи: Карлу, мне, всем остальным. Именно Б.
