class="p1">«Чарли».
Коул помнил «Весельчака Чарли». Он помнил старшего брата, которого любил, но который был далёк от него. Он помнил даже Сьюзи — женщину, которая ему никогда не нравилась, но женщину, которую его брат любил, несмотря ни на что.
А вот того Чарли, который был другом Алистера Рудбрига, Коул не знал. Как не знал и Чарли, мечтающего о сыне.
Но именно этот Чарли сейчас с укором смотрел с экрана телевизора. Коул посмотрел на фотографии Марты на полках, девочка с которых не вышла ни за кого замуж и не одумалась, потому что менять своё мнение было попросту не о чем. Никакого мальчика, сына Чарли Томсона, не существовало. Потому что Коул знал: пройдёт ещё каких-то пару лет, и Сьюзи, которая могла бы родить этого мальчика, как и Чарли, без которого зачатие было бы невозможно, — не станет.
Во взгляде, с которым Чарли смотрел с экрана, Коулу виделся укор, вот только бывшему охотнику чудилось, что укор был направлен на него, а не на Марту. Ему даже казалось, что он слышит слова брата: «О, Коул! Братец, ну как так можно? Ты разбиваешь мне сердце! Одумайся, пока не поздно!»
Входная дверь хлопнула, и Коул вскочил на ноги, а затем пошёл в коридор, несмотря на накатившую тошноту. Он поговорит с Мартой и вразумит её. Подберёт правильные слова…
Вот только в коридоре его ждала не Марта.
Алистер Рудбриг сидел на мягкой скамейке у входа и невидящим взглядом смотрел перед собой, закинув ногу на ногу, так и застыв с не до конца расшнурованным ботинком. И это был не тот мужчина, за которым Коул следил месяц назад — уже не молодой, но сильный и уверенный в себе и в завтрашнем дне. И уж тем более не тот серьёзный парень со смешинкой во взгляде, которого он узнал недавно.
Алистер Рудбриг, которого сейчас видел Коул, был смертельно больным стариком, который утратил надежду на выздоровление. И Коулу казалось, что эту надежду у него украл он, своими собственными руками.
— Мистер Рудбриг, — тихо позвал он, и Алистер вздрогнул.
Он перевёл взгляд со стены на Коула и вымученно улыбнулся.
— Так и думал, что ты здесь.
— Почему?
— Марта написала, — пожал плечами Алистер и наконец расшнуровал ботинок до конца. — Она, конечно, тебя не упомянула, но я давно уже научился из коротких сообщений по типу «у бабушки» выжимать максимум информации.
— Как вы? — неуверенно спросил Коул, осознавая, каким будет ответ.
— Паршиво. Никогда не думал, что мне придётся пройти через подобное снова. Коул, не хочешь выпить? Выглядишь ты тоже не очень хорошо.
Коул кивнул. Его уже давно посещали мысли о том, чтобы напиться вдрызг. Однако он сомневался, что его представление о «выпить» и представление Алистера Рудбрига сходились хоть немного. Его сомнения подтвердились в тот момент, когда мистер Рудбриг достал бутылку игристого вина из шкафчика на кухне.
На немой полный удивления вопрос Коула Алистер лишь пожал плечами:
— Обычно я не пью. Да и вкус алкоголя не особо люблю. Что до этой бутылки — её я купил на Рождество, чисто символически. Марта тоже не часто пьёт. Если бы всё было, как обычно, то вино выпила бы мама. Но сомневаюсь, что в ближайшее время ей светит хоть что-то кроме питательных капельниц и света с того света, — Алистер словно пытался поддержать себя чёрным юмором и нелепым, но жизненным каламбуром.
У Коула чуть не сорвался с языка вопрос о состоянии мисс Рудбриг, но он вовремя одёрнул себя — пятно крови в гостиной было довольно красноречивым.
— Я как-то больше по пиву, — попытался выкрутиться парень, но, только произнеся слова вслух, понял, насколько неправильными они были.
«Молодец, Коул, — мысленно похвалил себя он. — Утешать, так под похоронный марш. Тактичность — твоё всё!»
— Тогда оставим алкоголь до лучших времён, — ответил мистер Рудбриг и убрал бутылку в шкаф.
Коул почувствовал себя максимально некомфортно. Хотелось либо ударить кулаком по столу, либо удариться лбом об этот же стол. Либо и то, и то.
— Может, чаю? — с сомнением в голосе произнёс охотник, боясь ляпнуть чего похуже. — Или кофе?
— Почему бы и нет. Только сомневаюсь, что у меня есть молоко…
— Я не пью кофе с молоком, — тут же вступился Коул, благодарный своим вкусовым предпочтениям. Хотя помнил, что молоко-то как раз было, но говорить о том, что он уже обследовал их холодильник, парень не собирался. — Да и я не привередливый.
— Понятно, — ответил мистер Рудбриг и, найдя турку, поставил её на плиту.
Повисла долгая тишина, во время которой Коул искал нужные слова. Ему хотелось поговорить о Чарли. Ему хотелось узнать о Марте. Ему хотелось понять, каким в действительности был Алистер Рудбриг. В его голове роились сотни вопросов, но он всё никак не мог подобрать нужные слова.
А мистер Рудбриг, казалось, и вовсе не замечал сложившейся гнетущей тишины. Он занимался своими делами — монотонно мыл чашки, помешивал кофе в турке, разливал его, даже нашёл не начатую коробку конфет — и всё это, не обращая никакого внимания на Коула. Если у Алистера и были вопросы, он не испытывал нужды их задавать.
Мужчина поставил перед Коулом исходящую паром чашку, и бывший охотник испытал до странности знакомое чувство дежавю. Месяц назад они так же сидели на этой кухне, правда, пили они тогда чай, а не кофе, да и Коул расспрашивал мистера Рудбрига о его семье, при этом, как ему тогда казалось, умудряясь искусно врать. Как нелепо, он ведь в тот момент буквально искрился самодовольством: обвёл вокруг пальца отца ведьмы, врал как дышал! Оказалось, врал он посредственно, раз мистер Рудбриг с такой лёгкостью его раскусил, да ещё и пленил.
— Тебя вылечили? — нарушая затянувшееся молчание, спросил Алистер.
— Что-то вроде того, — уклончиво ответил Коул, сомневаясь, что стоит рассказывать отцу Марты, что парень, сидящий напротив него, недавно заделался каннибалом.
Да, именно этим словом Коул охарактеризовал связь, возникшую между ним и Мартой. Он питался ей. Её магией, если быть точным. Ещё сидя в машине по пути в Рупи, он впервые ощутил, как от Марты к нему переходит поток энергии. Тогда он прикоснулся к её коже чисто случайно, потянувшись к бутылке с водой. Как назло, Марта сделала то же самое, так ещё и перчатки сняла. Руки у неё были все в шрамах — где кругами, а где и полукружиями. Вместе они создавали удивительный рисунок — именно к одному из таких шрамов он и прикоснулся.
Блаженство, чистое и
