Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 210
Сепульведа только что закончил свой знаменитый перевод аристотелевской «Политики», а также новый трактат об отношении к индейцам. Трактат был отвергнут Советом Индий, однако затем представлен на одобрение Совета Кастилии – который, по словам Лас Касаса, не имел об Индиях ни малейшего представления. Видимо, предположил Лас Касас, Сепульведа надеялся, что «люди, ничего не знающие о том, что происходит в Индиях, не заметят скрытого яда». Однако случилось так, что Совет Кастилии направил последний труд Сепульведы на рассмотрение богословов Саламанки и Алькалы, где часто обсуждались вопросы, стоит ли публиковать то или иное произведение. По зрелом размышлении они сочли, что работа недостойна публикации, поскольку содержащиеся в ней суждения кажутся необоснованными. Доктор Диего Коваррубиас прочел в Саламанке несколько лекций, критикуя идею о том, что низкий культурный уровень индейцев оправдывает войну против них. Он «сомневался, что американских индейцев следует причислять к людям, рожденным, чтобы повиноваться»{1273}.
Одним из тех, кто остался в стороне от этих прений, как ни странно, оказался епископ Кирога. В 1548 году, все еще будучи епископом Пацкуаро – бывшей столицы Мичоакана, – он временно вернулся на родину, чтобы помочь с определением границ и статусов епархий Новой Испании. Пребывая в Кастилии, он написал трактат (ныне утерянный) «De debellandis Indis»[163] – о том, было ли вообще справедливым вести войну против индейцев. Кирога, в своей противоречивой манере, считал, что война была в большинстве случаев справедливой, поскольку привела индейцев ближе к христианству{1274}. Приблизительно то же самое говорили мусульмане о рабстве.
Сепульведа написал принцу Филиппу, прося о формальной встрече с богословами для обсуждения своей книги, но Филипп покинул Вальядолид до того, как успел ответить, направляясь в поездку по Европе. Тогда Сепульведа поехал в Рим, где, к добру или к худу, его книга наконец-то появилась на свет. В апреле 1549 года король Карл издал беспрецедентный указ, приостанавливавший все завоевания и экспедиции (включая энтрадас) до тех пор, пока диспут между Лас Касасом и Сепульведой не будет завершен и не станет ясно, можно ли считать эти экспедиции законными.
Декларация от апреля 1549 года, озаглавленная «О том, как следует совершать новые открытия», уточняла этот вопрос. Отныне духовные лица должны были разъяснять, что они явились в Новый Свет прежде всего для того, чтобы заручиться дружеским отношением индейцев и их согласием вверить себя императору и Богу. Конкистадорам предписывалось не похищать индейских женщин и платить за все, что они берут во владениях индейцев, – по низким расценкам, устанавливаемым представителями Церкви. Испанцы не имели права использовать силу, за исключением самозащиты, но и в этом случае лишь сообразуясь с необходимостью. За любое отклонение от этих правил предполагалось суровое наказание – «…ввиду важности, какую имеет этот вопрос для восстановления достоинства короля и людей, совершающих эти завоевания, а также ради сохранения и возвеличения этих земель». Возможно, эта примечательная декларация вышла из-под пера Лас Касаса{1275}. Так ли это было или нет, но уже на следующий месяц мы находим Лас Касаса пишущим фраю Доминго де Сото, теперь одному из передовых испанских богословов, и весьма интересующемуся вопросом о том, как следует обращаться с индейцами.
Лас Касас соглашался с тем, что, хотя Новый Свет находится далеко, но связанные с ним вопросы лежат близко. Он сожалел о том, что даже благочестивые миссионеры предлагают противоречивые советы относительно того, что следует делать. По его словам, некоторые из монахов были подкуплены деньгами конкистадоров, другие так и не выучили языки, необходимые для прогресса в деле обращения индейцев (а в их число входил и сам Лас Касас!), еще кто-то вообще не имел представления о том, что происходит. Один монах (предположительно, речь шла о де Сото) съел бумагу, на которой перед этим подписал свое согласие на введение энкомьенд в вечное пользование. «Где еще в мире, – продолжал Лас Касас, – разумные люди, живущие в счастливой и густонаселенной стране, оказывались покорены в столь жестоких и несправедливых войнах, которые мы называем конкистой, а затем поделены между теми же жестокосердными мясниками и тираническими грабителями, словно неодушевленные предметы… обращены в адское рабство, хуже чем во времена фараоновы, где с ними обращались бы как со скотом, который взвешивают на мясном рынке, и, упаси Бог от такой метки, смотрели бы на них так, словно они ничтожнее клопов? Как можно верить словам тех, кто поддерживает подобные беззакония?»{1276}
Четвертого июля 1549 года аристократ Луис Веласко был назначен преемником Мендосы на посту вице-короля (предложение Мендосы, чтобы ему на смену был временно определен его сын Франсиско, король предпочел оставить без внимания). Веласко был достоин возложенной на него задачи. Он происходил из семейства коннетабля Кастилии, до этого был вице-королем Наварры и, подобно многим, женился на внучке первого герцога Инфантадо[164]. Как нетрудно представить, он был привычен к роскоши и вскорости установил традицию обедать в обществе сорока человек ежедневно.
Мендоса написал Веласко, описывая должность, которую ему оставляет. По его словам, каждый желал, чтобы правительство соответствовало его представлениям, а разнообразие взглядов было очень велико. Мендоса обычно выслушивал все предлагаемые ему советы и, как правило, говорил, что идея заслуживает внимания и он обязательно ею воспользуется. Его целью было избежать внезапных перемен, особенно в отношении туземного населения, поскольку перемен и без того было сделано такое множество, что он удивлялся, как люди еще не посходили с ума от них. Несмотря на обилие советов, свою помощь предлагали немногие. Секретом хорошего управления, согласно Мендосе, было делать поменьше, и делать это не торопясь, поскольку «большинство задач решаются именно таким образом, и лишь таким образом можно избежать впадения в заблуждение». Его основной заботой было поддерживать хорошие отношения с судьями и младшими чиновниками.
Мендоса сообщил Веласко, что испанцы не станут слушать ничего из того, что им говорят, если к ним не будут относиться как к благородным господам. И неудивительно – ведь богатства, из которых корона получала свою долю дохода, принадлежали им: они владели серебряными рудниками, тутовыми деревьями, из которых добывался шелк, а также овцами. То, что производили индейцы, имело гораздо меньшую ценность. Это необходимо было принять во внимание.
Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 210
