опознать павших, они обнаружили более 5.000 тел. Погибло не менее половины армии Энрике Трастамарского, почти все они были убиты в последние минуты битвы, когда исход уже был предрешен. Со стороны принца потери были незначительными.
Принц провел ночь на поле боя в окружении последствий кровавой бойни, как того требовала традиция. Однако радость Педро I была омрачена бегством его соперника. Лошадь Энрике Трастамарского была найдена и отправлена в Англию, чтобы преподнести ее в качестве трофея Эдуарду III. Но герольды не смогли найти его тело, и его точно не было среди пленников. На самом деле он спасся невредимым на коне одного из своих оруженосцев в последние минуты битвы. В течение двух дней пути он был уже в Арагоне, а оттуда перебрался во Францию[910].
Количество пленных было огромным. Все главные капитаны, французские, кастильские и арагонские, сражавшиеся на стороне Энрике, были взяты в плен. Вряд ли можно найти лучшую иллюстрацию того, насколько популярной стала охота за пленниками в войне XIV века, учитывая масштаб резни при Нахере и почти полное выживание в битве богатых и способных заплатить за себя выкуп. Наличие такого большого количества пленных породило ряд проблем, которые многое говорят о тогдашнем отношении к ним. Первая и самая деликатная касалась тех французских пленных, которые были захвачены ранее и за которых до сих пор не был выплачен выкуп. Среди них был Арнуль д'Одрегем, который все еще был должен часть выкупа за пленение при Пуатье. Принц остановил его, когда пленники проходили мимо него, и назвал обманщиком, обвинив в нарушении условий досрочного освобождения. Арнуль в свою защиту сказал, что сражался не против принца, а против Педро I, ведь вторжение было затеяно Педро I, даже если армия принадлежала принцу. Жюри из двенадцати рыцарей (четыре английских, четыре гасконских и четыре бретонских), назначенное для рассмотрения дела, согласилось и оправдало его. На самом деле победители испытывали симпатии к старому галантному маршалу, которому было уже более шестидесяти лет. Даже принц признался, что "рад, что столь доблестный рыцарь нашел веские доводы в свою защиту". Это было удачей и для Бертрана дю Геклена, который все еще был должен большую часть выкупа за пленение при Оре и столкнулся с точно таким же обвинением со стороны сэра Джона Чандоса. Но, вероятно, к нему было бы меньше симпатий[911].
Более примечательным в некотором смысле и, безусловно, более жестким был спор между Педро I и принцем о судьбе кастильских пленников. Согласно Либурнскому договору, все пленные должны были принадлежать своим пленителям, за единственным исключением самого Энрике Трастамарского. Однако для Педро I эти люди были не предметом торговли, а мятежниками. После битвы он узнал среди них знаменитого военного инженера, который за год до этого дезертировал от него. Педро I набросился на него и убил собственными руками. Пленитель инженера, гасконский рыцарь, был взбешен потерей выкупа и обесчещен нарушением защиты, которую по законам войны каждый пленитель должен оказывать своим пленникам. Он пожаловался принцу, который вступил в переговоры с кастильским королем. На следующий день Педро I потребовал выдачи всех кастильских пленников, предложив лично оплатить стоимость их выкупов. В итоге принц разрешил Педро I отдать приказ о казни одного из пленников, камергера Энрике Трастамарского Гомеса Карильо де Кинтана, к которому он испытывал особую неприязнь. Его привязали с коновязи, а затем перерезали горло. По словам Айалы, который сам был среди пленников, кастильскому королю удалось казнить еще трех видных кастильских дворян, с согласия или без согласия принца, сказать трудно. Но принц отказался допустить массовую резню, которую Педро I считал необходимой для безопасности своего трона. Солдаты его армии, сказал он, "сражались с честью, и пленные принадлежали им". Возможно, он также подумал о том, что Педро I вряд ли мог позволить себе заплатить за них, что бы он ни обещал. Рыцарство было кодексом поведения, регулирующим частные правовые отношения мужчин, участвующих в войне. Политика вряд ли входила в него[912].
Пленники Нахеры сделали состояние для своих пленителей. Некоторые из пленников стали предметом торговли и борьбы на долгие годы. Бертран дю Геклен был присвоен принцем, и его выкуп в итоге был определен в 100.000 кастильских добла (около 19.200 фунтов стерлингов). Принц предложил Бертрану самому назначить выкуп, задаваясь вопросом, опорочит ли он себя, назначив слишком низкую сумму, или разорится, назначив слишком высокую. По общему мнению, дю Геклен справился с задачей. Однако его освободили только в конце года, после того как король Франции гарантировал выплату почти треть оговоренной суммы. Человек такого положения, как дю Геклен, мог рассчитывать на то, что рано или поздно за него заплатят выкуп. Его место в боевом товариществе имело для него значение, кроме того, он был уверен, что снова столкнется со своими пленителями на поле боя. У кастильцев и арагонцев был другой расчет, и некоторые из них не могли позволить себе огромные суммы выкупов, которые они обещали заплатить в результате поражения и плена. Двоюродный брат Педро IV Арагонского, Альфонсо граф Дения, был захвачен двумя английскими сквайрами, Робертом Хоули и Ричардом Чемберленом, а затем перешел во владение принца в обмен на обещание компенсации. Его выкуп был определен в 150.000 добла (около 28.800 фунтов стерлингов), что стало самым крупным выкупом из всех пленников Нахеры. Вскоре после этого Дениа был освобожден, отдав в заложники двух своих сыновей и предоставив гарантию от графа Фуа. Когда выкуп оказалось трудно собрать, принц продал свои права на него со скидкой этому великому торговцу пленниками Эдуарду III. Тот, в свою очередь, продал их с еще большей скидкой Хоули и наследникам Чемберлена, чтобы удовлетворить их требования о компенсации. Затем последовало тридцать лет судебных разбирательств между английской короной, пленителями и различными другими кредиторами пленников, сопровождавшихся дипломатическими инцидентами, физическим насилием и убийством. Заложники стали главными жертвами этого процесса. Один из сыновей Дениа был передан графу Фуа, который несколько лет держал его в темнице, увешанной цепями. Другого, по-видимому, держали в Англии, но его отпустили только после того, как в 1390 году, через двадцать три года после битвы при Нахере, были окончательно урегулированы споры по выкупу. История Муньиса Годоя, магистра арагонского Ордена Калатравы, была в чем-то похожа на предыдущую. Годой был захвачен оруженосцем принца по имени Джон Кемптон и освобожден условно-досрочно вскоре после битвы. Он отказался платить ни пенса выкупа. Кемптону посоветовали преследовать его в судах Арагона, и сначала доказать свои права на пленника, а затем, когда они будут установлены в его пользу, взыскать деньги. Поскольку Орден Калатравы испытывал финансовые трудности, а король Арагона зависел от него в защите важного участка своей границы, дело было деликатным и затяжным. Кемптон должен был провести большую часть своей жизни, добиваясь выкупа, часто наезжая в Барселону, давая
