Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
– Добровольцами – это да, – подтвердила мамаша Калонг, – только не в Красный Крест.
Она повернулась к девушкам, а те смотрели на нее наивными глазами, полными надежды; они всё ждали, а мамаша Калонг лишь вяло головой покачала. И устремилась прочь, а девушки увязались за ней, требуя:
– Вы военнопленные, больше я ничего не знаю.
– Чтобы вы с голоду не померли. – И ушла на задний двор. Куда она собралась, девушки не знали, а догнать ее не смогли – японские солдаты преградили им путь.
Когда они вернулись, их возмутил вид Деви Аю: та, сидя в кресле-качалке, преспокойно грызла яблоки и что-то мурлыкала. И усмехнулась, увидев их гневные лица.
– Смешные вы! – заметила она. – Как куклы тряпичные!
– Страшна только неизвестность, – отозвалась Деви Аю.
– Так ты знаешь, что с нами будет? – спросила Ола.
– Да, – отвечала Деви Аю, – сделают из нас проституток.
Все это знали, но у одной Деви Аю хватило мужества сказать вслух.
4
Бордель мамаши Калонг открылся вместе с огромными казармами голландских колониальных войск. А до этого мамаша Калонг, тогда еще девчонка, была на побегушках у своей злой тетки-трактирщицы. Подавали в трактире рисовое вино и тростниковый туак[34], и солдаты были там завсегдатаями. И пусть из-за их наплыва торговля шла бойко, девушка все равно еле сводила концы с концами. Работать ей приходилось с пяти утра до одиннадцати вечера, за харчи дважды в день. Но вскоре она придумала, как заработать в немногие свободные часы.
Когда закрывался трактир, шла она в казармы. Она знала, что нужно солдатам, а те знали, что нужно ей. За деньги сидела она голышом у них на коленях. Трое-четверо покрывали ее, а домой она возвращалась с деньгами. У нее была деловая жилка. Однажды, после взбучки за то, что заснула на работе, ушла она от тетки и открыла свой трактир на пристани. Торговала рисовым вином, тростниковым туаком, а заодно своим телом. В казармах она больше не появлялась, солдаты сами ходили к ней в трактир. К концу месяца наняла она двух девчонок лет двенадцати-тринадцати – официантками и проститутками. Так она стала содержательницей притона.
Спустя три месяца в доме было уже шесть девиц, не считая ее самой, – и трактир расширили, пристроив несколько комнат с плетеными бамбуковыми стенами. Однажды приехал на заставу полковник и зашел в бордель – не к проститутке, а для проверки, годится ли заведение для солдат.
– Здесь у вас как в хлеву, – поморщился он. – Солдаты здесь умрут от грязи еще до первого боя.
Мамаша Калонг с подобающей случаю учтивостью бойко ответила:
– А если будут ждать, когда откроют заведение почище, умрут от воздержания.
Полковник написал хороший отзыв – мол, заведение поддерживает боевой дух войска, – и через два месяца военные власти велели построить что-нибудь более основательное. Снесли бамбуковые переборки, разобрали крышу из пальмовых листьев, положили цементные полы, возвели стены прочнее крепостных. Почти все кровати были из тикового дерева, а матрасы набиты отборнейшим хлопком. Мамаша Калонг радовалась, получив даром всю эту роскошь, и каждого гостя-солдата встречала словами:
– Любитесь на здоровье как у себя дома!
– Не смешите меня! – ответил один. – Дома у меня только мать да бабка!
С той поры с каждым гостем здесь носились и нянчились. Девицы были краше самой королевы – нарядные, нарумяненные, под стать светским дамам-голландкам.
Когда началась эпидемия сифилиса, по настоянию мамаши Калонг и солдат была построена больница – военный госпиталь, но приходили сюда лечиться и штатские. Бордель чуть не разорился, но хозяйка все-таки выкрутилась – вызвалась достать для солдат постоянных наложниц. В поисках девушек, готовых пойти в содержанки, обошла все окрестности, вплоть до самых глухих высокогорных деревушек.
Держала она их в борделе, но к каждой допускала всего одного солдата. И быстро разбогатела, ведь девицы не разносили дурную болезнь. Если кто-то из солдат, чтобы его не обирали до нитки, решал жениться на своей наложнице, мамаша Калонг требовала баснословный выкуп. А старых своих проституток по-прежнему предлагала всем подряд. Покупали их теперь не солдаты, а моряки и портовые рабочие.
В последний год колониальной власти мамаша Калонг сделалась первой богачкой в Халимунде. Скупала землю у крестьян, разорившихся за игорным столом, и им же сдавала в аренду. Вскоре ее владения растянулись на всю длину побережья, до предгорий, и уступали разве что голландским плантациям.
В городе она слыла королевой, все ее уважали – и голландцы, и туземцы. Всюду разъезжала она в конном экипаже – по всем делам, из которых главным оставалась торговля живым товаром. Одевалась она очень скромно, в саронг и блузу-кебаю, а волосы собирала в пучок. За эти годы она, конечно же, раздобрела, и все вокруг вслед за ее подопечными стали ее называть мамашей. А потом, с чьей-то легкой руки, – мамашей Калонг. Прозвище пришлось ей по душе, и вскоре ее настоящее имя забыли все, даже она сама.
– Все королевства пали – а здесь, в Халимунде, новое королевство, – распалялся пьяный голландский солдат, – королевство мамаши Калонг!
Хоть она и была скуповата, но на девицах никогда не экономила. Напротив, баловала их, как заботливая бабушка внучек. У слуг всегда была наготове горячая вода для омовений после жарких любовных утех. Иногда она устраивала девицам выходной, вывозила их на пикники к водопаду. Нанимала для них лучших портных, а превыше всего пеклась об их здоровье.
– Потому что, – объясняла она, – здоровое тело дарит самые утонченные наслаждения.
Голландских солдат вскоре сменили японцы. Но даже в это неспокойное время в борделе мамаши Калонг все оставалось по-прежнему. Японских солдат она обслуживала столь же любезно, как и прежних клиентов, даже выискивала для них девиц помоложе да посвежее. Однажды здешние власти вызвали ее на краткий допрос. Ничего страшного, просто высшему офицерскому составу нужны личные проститутки, не те, что обслуживают младших офицеров, и уж тем более не рыбацкие девки. Нужны новенькие, еще нетронутые, холеные – и мамаше Калонг поручили их найти, иначе, по ее же словам, офицеров погубит воздержание.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
