Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
* * *
Небольшой комментарий А. Б. Мартиросяна. Свидетелей и прочих очевидцев, показания которых использовал Осокин, мягко выражаясь, бес попутал. Но им и простительно за давностью-то лет, как и Козинкину, который не имел доступа к архивам, чего нельзя сказать об Осокине. Потому как, и воспоминания даже собственного отца — память-то любого может подвести, тем более через столько десятилетий — нужно проверять по документам. А они, сермяжные, однозначно свидетельствуют, что приказ о маскировке, в том числе и в артиллерийских частях был отдан — вот же когда спохватились — Тимошенко и Жуковым только 19 июня 1941 г. Это приказ № 0042 от 19.6.1941 г., ныне хранящийся в РГВА, ф. 4, оп. 11, д. 62, л. 201–203. Подлинник. Соответственно, и заместитель командующего округом для проверки исполнения этого приказа мог прибыть в конкретную часть лишь 20 июня, а не 19-го. 19 июня этот приказ всего лишь передавался в округа, а те уже в подчиненные части. Однако данный комментарий ни в коей мере не умаляет значение анализа уважаемого О. Ю. Козинкина.
* * *
За неделю до нападения личному составу выдали смертные медальоны, противогазы, ограничили отпуска и увольнения (это делается при приведении в полную боевую готовность частей). 20 июня пришло распоряжение получить на складах в Каунасе (за 40 км) боеприпасы, но подвоз осуществить тракторами-тягачами, по одному от каждой батареи. Но дело-то в том, что трактора в артиллерийском полку тяжёлых орудий используются для транспортировки самих орудий. Для подвоза же снарядов (выстрелов) к орудиям, используются автомашины. Либо в полку не было машин, либо команду на использование тракторов дали умышленно — гаубицы остались без тяги, да и снаряды подвезти также было нечем! А, быть может, послали трактора по дурости, чтобы больше привезти. Хотя эта дурость из разряда преступных. Трактора-то с прицепами затерялись на дорогах войны.
21-го июня, в субботу, командир дивизиона даёт команду (скорей всего по приказу комполка) привести имеющиеся в наличии снаряды (выстрелы) к орудиям (НЗ) в «боевую готовность», раздать в понедельник, 23-го, противогазы личному составу. Были запрещены выезды из лагеря к семьям, в город Каунас.
Привести снаряды в боевую готовность, на языке артиллеристов звучит, как «привести в окснар», то есть привести выстрелы в окончательное снаряжение. Снаряды и гильзы (выстрелы) для артиллерии большого калибра хранятся в ящике (укупорке), обычно два снаряда, плюс две гильзы с пороховым зарядом (п.з.). В снарядах взрыватели при хранении не вкручиваются, они хранятся в отдельных ящиках, запаянных в металлические коробки (цинки), и ввинчиваются в снаряд только перед стрельбой. Во время войны и боевых действий взрыватели вкручиваются в снаряды непосредственно на базах и арсеналах, приводятся в окончательное снаряжение в специально оборудованных помещениях (цехах). Укладываются в ящики и отправляются в части. Офицер из части получает «выстрелы» на окружном складе, который может находиться, где угодно, и привозит их на машинах на позиции. А расчету орудия остаётся только достать снаряд и гильзу с п.з. из ящика, протереть от смазки и выстрелить по врагу. При нахождении в лагерях оборудуются ПОСы — пункты окончательного снаряжения (боеприпасов). Ставится палатка или навес, сооружается что-то вроде поточной линии (потока) для приведения снарядов в окончательное снаряжение. Но в боевых условиях, тем более 21–22 июня, окснаривание могло производиться и прямо у орудий. Для этого спецножом, что хранится в этом же ящике, вскрывается цинк со взрывателями. Их очищают от артиллерийской смазки ветошью. Из гнезда под взрыватель у снаряда выкручивают холостую пробку и специальным ключом вкручивают в гнездо взрыватель. Делается это прямо на земле, с «колена». В ящике снаряд ставится на торец, в него вкручивается взрыватель, и снаряд снова укладывается в ящик, если огонь пока не ведётся по врагу. При этом, «окснаренный» снаряд может храниться в ящике (укупорке) достаточно долго. Снаряд, даже если его уронить взрывателем об землю, не взорвется. Только во время выстрела от мощных перегрузок в канале ствола взрыватель взводится и при ударе о цель снаряд взорвётся. Уже на позиции, перед выстрелом, на взрывателе специальным ключом делается установка либо на осколочное действие, либо на фугасное. При осколочном снаряд взорвётся при касании земли, а при фугасном успеет зарыться в землю и «вскроет» те же ДОТы, оставляя глубокие воронки.
Вечером 21 июня от границы стала отходить (?) пехота, оставляя наши вспомогательные части, а также пограничников без пехотного прикрытия, которые, в случае нападения немцев становились лёгкой добычей агрессора в первый же день войны. К ночи 21-го комполка приказал расчётам дежурить у орудий! Офицеры получили команду ещё раз проверить и уложить в чемоданы походные вещи.
Из всего этого Осокин сделал вывод, что офицеры проверяли чемоданы для поездки в Германию. Увы, всё значительно проще. Тревожный чемоданчик у офицера — это не дорожный чемодан курортника. Размер и содержимое этого чемоданчика рассчитаны не для путешествий в Европу. Тревожный чемоданчик берётся в случае даже учебной тревоги, тем более при убытии в летние лагеря. В нем должны быть бельё, портянки, туалетные принадлежности, пару тетрадей для политзанятий и прочая мелочь.
Начисто отвергая возможность военного заговора среди части высших офицеров РККА в июне 41-го, Осокин в своей книге приводит воспоминания очевидцев тех дней, из которых видно, что где-то за неделю до 22 июня начался открытый саботаж в форме невыполнения директив ГШ, поступающих из Москвы. И чем ближе к границе стояли части, тем сильнее это проявлялось.
В округе у генерала Павлова (который ещё в Испании «удивлялся», зачем, мол, сжигать книги Троцкого, пусть народ почитает), это делалось фактически по команде самого Павлова. В Прибалтийском округе этим занимались офицеры службы артвооружения округа, сорвавшие доставку снарядов в полк тяжёлой артиллерии. Или некий генерал, прибывший 20 июня с проверкой в эти части и потребовавший снять прицелы с пушек и сдать для проверки в окружную мастерскую в Риге. А ведь столица Латвии примерно в 300 км от упомянутой части. При этом генерал был немногословен, угрюм, сердит. Видимо, нелегко даётся предательство. Ведь Москва-то команды на внеплановые проверки прицельных устройств пушек в отдельных частях не давала. Это уже личная инициатива генерала. А ведь этот генерал знал лучше рядовых офицеров о том, что ещё 16-го июня в округ пришла директива о приведении частей округа в полную боевую готовность. И он обязан был её довести до своих подчинённых, в части их касающейся. Этот же генерал сообщил офицерам, что от границы на 50 км в тыл будут отведены пехотинцы — якобы для смягчения обстановки на границе! Таким образом, и артиллеристы, и танкисты оставались без поддержки! А еще этот генерал разрешил комсоставу частей (офицерам!), находящихся в лагерях, в выходные (как раз на 21–22 июня!) выехать на зимние квартиры к семьям, то есть уехать в Каунас (за 40 км)! Хорошо, что комполка майор Попов строго наказал орудийные прицелы не сдавать на поверку: регулировку панорам, когда надо будет, произведём в полку. Для этого есть штатные специалисты. Но майор так заявил не потому, что был очень смел. А потому, что его непосредственные начальники из штаба округа ему уже довели эту директиву из Москвы. Скорей всего, все тот же генерал, заместитель командующего, что устраивал ему разнос за посыпанные песком дорожки ещё 19-го июня. А вот тот генерал, что прибыл в полк 20-го июня, как раз и занимался отсебятиной. Жаль фамилию этого генерала не приводит очевидец. Наверняка не расстреляли генерала за эти распоряжения. Скорей всего, ещё и героем на войне стал.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
