Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
А в том, что ей суждено было состояться, я не сомневался ни секунды. Я выискивал его глазами в толпе на улице, в метро, дергался за каждым высоким, длинноволосым, седым мужчиной, боялся не узнать его по прошествии стольких лет. Хотя не узнать Барона было практически невозможно. Он никогда не мог бы измениться настолько, чтобы потерять свою уникальность и слиться с массой. Я так нервничал, что начал грызть ногти, и каждый раз одергивал себя, когда заставал с рукой во рту, так как Барон точно не одобрил бы таких варварских привычек.
Нашу обезумевшую от бушующих подростковых эмоций группу сопровождающие учительницы исправно таскали по музеям и дворцам, а по вечерам бдили в фойе отеля, отлавливая беглецов. Если эту замызганную комнатушку, конечно, можно было назвать фойе. Да и отель был никаким не отелем, а скорее беззвездным пристанищем для малоимущих, коими мы и являлись. Мы жили по шестеро человек в номере, двери которого не закрывались плотно, так что спать приходилось со светом, пробивающимся из коридора, и под никогда не стихающий хохот другой молодежи. Матрасы на двухъярусных железных кроватях были обтянуты скрипучим пластиком, а место было рассчитано столь скудно, что, присаживаясь на нижнем этаже, макушкой мы упирались в верхнюю пружину, из которой потом, пища, доставали запутавшиеся волосы.
Тем не менее жаловаться никому не приходило в голову. Слишком уж эти головы были вскружены свободой и безмятежной романтикой, зашкаливающей даже в присутствии наших строгих надсмотрщиков. Мы ныли от очередного визита в какой-нибудь музей, и даже в Лувре, впечатленные больше стеклянной пирамидой, чем Джокондой, рвались непонятно куда. Главное, чтобы там было поменьше искусства и исторической значимости и побольше темноты и злачности.
Поэтому, когда нас притащили отстаивать километровую очередь перед музеем Орсе, восторга с нашей стороны было маловато. Апрельская погода, которая нас баловала в первые дни, нахмурилась и то и дело пугала ожидающих отдельными брызгами дождя. В конце концов дождь все-таки ливанул с нехилым напором и обдал нас серой волной прямо перед входом, что всем показалось слишком уж обидным и совсем испортило настроение и желание приобщаться к прекрасному.
Сдав капающую куртку в гардероб, я хмуро последовал за вымокшей кучкой одноклассников, уже у входа мечтая о выходе и чашке горячего шоколада. Но стоило мне войти в главный зал… Честно говоря, я до сих пор не могу объяснить себе всей чарующей особенности этого пронизанного светом места. Свет. Наверное, это и есть один из главных секретов бывшего вокзала. И именно тот факт, что раньше тут стояли поезда. Как и произведения искусства, предназначенные для движения, а не статичности. Но я забегаю вперед. Когда я впервые оцепенел от раскрывшегося передо мной музея, я еще понятия не имел об изначальном предназначении этого здания. Я просто провалился в свет и обещание множества кроличьих нор, среди которых каждый непременно найдет подходящую именно ему.
Правда, на остальных музей Орсе явно не произвел никакого впечатления. По крайней мере, никакого, кроме раздраженной скуки, как и все остальные помещения со слишком большой плотностью старых картин на квадратный метр. Итак, я предпочел затеряться уже во втором зале и продолжить обход в одиночестве. Наказаний я перестал бояться давным-давно и прекрасно жил без этого страха уже лет семь. При этом я заметил, что дело с наказаниями обстоит, как с кусачими собаками. Они кусают именно тех, кто их больше всего боится, обходя отважных стороной.
В задумчивом одиночестве я плыл по залам музея, как по коралловому рифу, отмечая красоту красок, то поверхностно, то полностью окунаясь в разноцветные холсты. Некоторые залы я почти что пробегал, в некоторых задерживался, и как можно чаще пытался выходить в открытое пространство, чтобы полюбоваться на чугунные своды под светящейся крышей. Краем глаза и уха я постоянно отслеживал людей вокруг себя, чтобы не попасться в лапы учителей слишком быстро. Но они, по всей видимости, еще не заметили моего скромного отсутствия, потому что изредка в поле зрения попадала наша груп-пка, тоскливо плетущаяся за широко жестикулирующим гидом. Я же продолжал личный обход в своем темпе, который все набирал обороты.
В какой-то момент настало резкое перенасыщение искусством, и я заметил, что оббегал залы уже чисто из спортивного интереса. Я устал и хотел есть, а те немногие деньги, которые у меня имелись в наличии, остались в мокрой куртке.
Я остановился посреди лестницы, ведущей со второго этажа на первый, и прислушался к своему урчащему животу. Мимо меня сразу принялась протискиваться другая русская туристическая группа.
– А теперь мы с вами наконец увидим работы еще одной суперзвезды живописи, – старательно сворачивал шею маленький толстенький гид с тонким носиком на красном лице, напоминающий карпа. – Звезды, не знающей себе равных ни в гениальности, ни в силе мазков, ни в безумстве! К нашему великому счастью, в музее Орсе находится…
Гид сошел с лестницы, и голос его затерялся в распаренной, влажной толпе. Один красный флажок маячил над головами ценителей сильных мазков.
– Суперзвезда живописи, – тихо фыркнул я себе под нос.
Но тут же вынужден был признаться, что приторные слова гида меня зацепили. Практически против своей воли я поспешил за флажком и оказался в битком набитом довольно тусклом зале. Перед картинами виноградными гроздьями кучковались люди, но я решил увидеть хоть одну, перед тем как податься к выходу. К сожалению, в последние годы я рос исключительно в высоту и ни капли в ширину, так что славился своим хилым телосложением.
Сначала мама таскала меня по врачам, проверяя на всевозможные недуги, уже заранее обливаясь тщетными слезами, а потом заподозрила в употреблении наркотиков, и слезы сменились на гнев. Но так как доказательств не обнаружилось и гнев этот не смог разразиться, он перешел в хроническую стадию. Я уже давно не обращал на него никакого внимания. Он меня даже смешил, так как доказывать было абсолютно нечего. Я не был категорически настроен против наркотиков, но искренне не понимал их смысла. Мне и так было хорошо. Как бы то ни было, иногда мне моя худоба приходилась очень даже на руку, вот и тогда я ловко просочился сквозь жмущиеся друг к другу тела и предстал перед объектом вожделения.
Первая вспышка ослепила изнутри мой мозг, вторая взорвалась в груди, третья разлилась игристым шампанским в моем животе. Я удивленно тряхнул головой и моргнул пару раз. Передо мной висела всего лишь картина. Даже не особо большая. Я бы даже сказал – маленькая. Картина, состоящая практически только из двух цветов – синего и желтого. Но одновременно в каждом энергичном мазке были заложены все возможные цвета. От золотого до изумрудного. От фиолетового до белоснежного. Всего лишь изображение ночного неба и отражающего его озера. Но это небо вместе с густой водой невообразимым образом вливалось с холста прямо в меня, наполняло меня изнутри, и я тонул в нем. Тонул, тонул, тонул. Изо рта моего вверх поднимались пузырьки, а уши заложило. Менялась структура моих внутренностей и моей души. Звезды на картине сверкали и мигали, все небо было в движении, мелкие волны рябью шли по озеру и по моей коже. Я почти что рукой закрыл отвалившуюся челюсть и перевел взгляд на прикрепленную рядом табличку. В глазах все вокруг самой картины расплывалось, и я не сразу смог распознать пляшущие буквы.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
