– Деций, ты встречался с трибуном Публием Ватинием? – Клодия подвела меня к высокому, с военной выправкой человеку – похоже, из тех, что любят выполнять самые чудовищные приказы своего начальства.
– Всегда счастлив познакомиться с еще одним Цецилием Метеллом, – сказал он.
Вездесущность моей семьи была поговоркой в Риме.
– Это из-за трибуна Ватиния Цезарь получил в Галлии чрезвычайные полномочия[24], – выпалила Клодия.
Если она что-то и любила больше роскоши – так это политическую власть.
– Крайне необычный способ справиться с галльской ситуацией, – сказал я.
– Эту реформу следовало провести давным-давно, – заявил Ватиний.
– Реформу? Ты имеешь в виду, что мы должны ожидать такого и в будущем?
– Конечно. Нам надо прекратить притворяться, будто мы живем в дни наших предков. У нас громадная империя, раскинувшаяся по всему миру, а мы пытаемся управлять ею так, будто Рим – это все еще маленький италийский полис. То, что мы каждый год меняем должностных лиц, – абсурдно! Стоит человеку изучить свои задачи и территорию, которой он должен управлять, как ему приходится сдавать полномочия.
– Кто бы хотел задержаться дольше одного года на такой должности, как квестор или эдил? – возразил я.
Мой новый знакомый засмеялся.
– Совершенно верно. Нет, я говорю о должностях, которые предполагают империй[25]: претор и консул. А особенно – пропретор и проконсул. Управлять провинцией в течение года в ту пору, когда наши владения находились всего в нескольких днях марша от Рима – это одно, но теперь – совершенно другое. У тебя могут уйти недели, если не месяцы, лишь на то, чтобы добраться до твоей провинции. И как раз тогда, когда ты там освоился, пора возвращаться домой.
– Обычно можно получить приказ остаться еще на год-другой, – сказал я.
– Но ты никогда не знаешь, получишь ли такой приказ! – с огромным жаром возразил Публий Ватиний. – И если ты захочешь снова баллотироваться на эту должность, тебе придется бросить все и поспешить обратно в Рим, даже если у тебя там сейчас в разгаре война. Новый способ лучше. Цезарь отправляется в Галлию, зная, что у него в запасе пять лет на то, чтобы разобраться в тамошней ситуации и привести ее к удовлетворительному финалу. К тому же у него есть империй над обеими Галлиями и Иллирией, поэтому, если он обратит варваров в бегство, они не смогут просто улизнуть за границу, туда, где ему придется координировать свои действия с другим проконсулом.
Таково было одно из правил: промагистрат[26] обладал империем лишь в границах назначенной ему провинции. Если он пытался воспользоваться своей властью за ее пределами, то рисковал быть обвиненным в измене.
– Тщательно продуманная стратегия, – признал я.
– Поверь, отныне она будет единственной стратегией, – убежденно ответил Ватиний. – И еще нам понадобятся законы, чтобы разрешить действующему промагистрату баллотироваться на должность заочно. Если легат может руководить провинцией или армией в отсутствие магистрата, почему нет того, кто мог бы руководить чужой избирательной кампанией дома?
Он рассуждал вполне резонно. Правда заключалась в том, что наша древняя система республиканского правления стала ужасно неуклюжей и громоздкой. Она была нацелена на то, чтобы помешать опасному сосредоточению слишком большого могущества в руках одного человека. Но каким бы благоразумным ни было решение проблемы, предложенное Ватинием (а я не сомневался, что это решение Цезаря, а не его), мне все еще была ненавистна мысль о том, чтобы дать кому-то столько власти на столь долгое время. Спустя пять лет, особенно если Цезарь станет побеждать в битвах, все легионы в Галлии будут принадлежать только ему, и никому другому. Не то чтобы в этом было что-то новое. Легионы Помпея были его легионами, а не легионами Рима.
– О, ты, наверное, знаком с эдилом Кальпурнией Бестией, – сказала Клодия.
– Мы разговаривали только нынче утром, – сообщил Бестия. – Нашел предсказательницу, Деций?
Его мясистое умное лицо сморщилось в улыбке, когда он взял мою руку.
– Предсказательница? – переспросила хозяйка дома, взглянув на меня и приподняв бровь. – Деций, ты изменился. Что случилось с твоим знаменитым скептицизмом?
– Так влияет на людей Египет, – ответил я. – Он связывает тебя с потусторонними делами.
– Пойдем, Деций, – потянула меня за руку Клодия. – Если ты собираешься мне лгать, ты можешь напиться и делать это убедительно.
Она подвела меня к столу, уставленному кубками, взяла один из них и протянула его мне.
– Итак, с кем ты не знаком?
Пока хозяйка рассматривала комнату, я поставил кубок и взял другой. Повинуясь ее жесту, к нам подошла крошечная, потрясающе роскошная юная девушка.
– Деций, ты знаком с Фульвией? Они с моим братом собираются пожениться, – представила мне ее Клодия.
– Да, я познакомился с ней здесь года два назад, – ответил я. – Ты красивее, чем когда-либо, Фульвия, если такое вообще возможно. Но я ожидал, что к этому времени ты уже будешь замужем.
Девушка и вправду была потрясающей. У нее были светлые, почти белые волосы, по последней моде поднятые на макушку и скрепленные черепаховым гребнем и серебряными шпильками.
– Клодий собирается отпраздновать нашу свадьбу после того, как вступит в должность, – рассказала она. Я помнил этот мягкий, вызывающий трепет голос. – Он собирается задать грандиозный праздник для всего простого люда, с играми, с бесплатной раздачей еды и масла, и заплатить за всеобщее посещение бань в течение целого месяца.
– Похоже, будет замечательная пирушка, – сказал я, пытаясь подсчитать, во сколько все это обойдется.
– Он нанял больше ста гладиаторов, которые явятся из Капуи в Рим, чтобы сразиться с другой труппой из школы Статилия, – добавила Фульвия с недевичьим наслаждением.
– Мунера[27] на свадьбе? – ошеломленно спросил я.
– О, официально мунера будет в честь нашего покойного отца, чтобы все осталось в рамках закона, – объяснила Клодия, – и она состоится в специально отведенный для нее день, но все будут знать, что это – часть свадебных торжеств.
