Ламия взяла ее за руку.
– Ну, ну, дорогая. Ты только ни о чем не беспокойся. Я о тебе позабочусь.
Триш закрыла глаза и дала течению себя унести.
Глава 11
Чет все шел и шел в процессии душ, медленно бредущих вдоль берега реки. Противоположного берега было не разглядеть; факелов он больше не видел: только густой, непрерывно клубящийся туман. Он подошел к низкому парапету, перешагнул его и выбрался на песчаную косу, полого уходившую в воду. Он надеялся разглядеть другой берег, не забывая поглядывать в небо, чтобы не пропустить появления призрачной медузы.
Несколько десятков душ толклись у воды, вперив пустые, потерянные взгляды в черные волны реки. Чет шагнул ближе, на самый край, и заглянул в темную глубину. Сперва он заметил какое-то движение, потом – смутные очертания, кишевшие у самого дна: кости, одетые тенями, будто обернутые тонкой, прозрачной вуалью. Тени устремились вверх, к нему, и он увидел лица – несчастные, измученные лица. Сперва их было всего несколько, но к ним присоединялись все новые и новые – тысячи и тысячи искаженных страданием лиц. Он услышал голоса, хор стенаний, над которым взмывали отдельные страдальческие выкрики – все они звали его, просили, умоляли помочь.
Вскрикнув, Чет отступил.
Мимо него пробрел человек; на лице у него было выражение глубокой печали. Не останавливаясь, он вошел прямо в воду. Его призрачная фигура, казалось, растворялась в черных, бурлящих струях; он погружался все глубже и глубже, и вот он уже по пояс в воде.
– Эй, – окликнул его Чет. – Думаю, не надо вам…
Вода вокруг мужчины будто вскипела, а он все продолжал идти. Из волн высунулись руки, множество рук. Тощие, костлявые, почти прозрачные – они, цепляясь за одежду, за волосы, потащили мужчину вниз. Человек совершенно не сопротивлялся и вскоре исчез под водой.
– О, Господи, – выдохнул Чет.
Долгую секунду не было видно ничего, кроме бурлящей воды. Потом, несколькими ярдами ниже по течению, тот человек снова вынырнул. Размахивая руками, он испустил страшный вопль; в глазах у него стояли ужас и боль. Длинные пальцы вцепились ему в волосы, в кожу, раздирая плоть, в глаза, в рот, заглушая его крики, и потащили вниз; и вот он уже скрылся под водой.
Чет в панике бросился обратно, поскальзываясь. Выбравшись кое-как на высокий берег, он встал там, тяжело дыша, глядя на реку. Он был уверен, что обладатели страшных лиц вот-вот бросятся за ним на берег и вцепятся в него своими скрюченными руками. Он опять влился в толпу и продолжил путь.
Дорога все так же шла вдоль берега, и Чет теперь поглядывал в сторону реки, стараясь держаться подальше от берега.
Где-то милю спустя движение замедлилось, и толпа образовала пробку. Чет попытался заглянуть вперед поверх голов, но вдали все исчезало в тумане. Толпа становилась все гуще, и выбраться из нее уже было невозможно. Ему ничего не оставалось, как двигаться вперед маленькими шажками вместе со всеми остальными.
Толпа протискивалась между огромными валунами, цепью преградившими ей путь. Движение то возобновлялось, то замирало совсем. Стало понятно, что кто-то или что-то впереди пропускает людей группами. Толпа вновь остановилась. И тут Чет услышал плач, совсем близко. Сначала трудно было разобрать, откуда точно идет звук – все голоса здесь звучали приглушенно и блуждали, словно эхо. И вдруг Чет понял, что звук доносится чуть ли не у него из-под ног. Он еле разглядел маленькую тень среди валявшихся у дороги камней.
– О, Господи.
Это был младенец, не больше года, совсем голенький, мальчик. Первая мысль Чета была о той женщине в туннелях, которая искала ребенка. Может, это ее младенец? Нет, вряд ли. Она вроде бы искала девочку?
Ребенок встретился с Четом взглядом и протянул к нему ручки.
Чет огляделся, надеясь увидеть отца или мать ребенка – хоть кого-то, кто мог бы помочь. Души бросали на ребенка тревожные, полные жалости взгляды и быстро отводили глаза. До Чета дошло, что здесь, внизу, у ребенка вряд ли были родители. Что, скорее всего, он был сам по себе. Господи, что же с ним будет?
Толпа вновь зашаркала вперед. Ребенок махал Чету ручками.
– Я не могу тебе помочь… Просто не могу, – сказал он скорее самому себе. Он ненавидел это чувство беспомощности, ненавидел то, что смерть так несправедлива, так жестока. Сжав зубы, Чет двинулся дальше. Спустя несколько шагов он обернулся, думая, что малыш уже вновь расплакался, один, среди толпы. Но мальчик все глядел ему вслед, и вот надежда на его личике сменилась замешательством, а потом – страхом. Ясно было, что у ребенка никого нет, но доконало Чета – резануло по живому – другое: у малыша даже не было возможности понять, что с ним случилось, что с ним происходит сейчас.
– Шагай, шагай, – сказал Чет сквозь зубы самому себе. – Продолжай идти. – Он подумал о Триш, об их нерожденной дочке, о том, как она толкалась ему в руку сквозь живот матери, как сильно зависела от него эта маленькая, хрупкая жизнь. Чет остановился и повернулся, глядя на ребенка. У него-то нет никого.
– Твою мать, – выругался Чет, и принялся проталкиваться обратно сквозь толпу. Он подхватил мальчика на руки, и ребенок тут же ухватился за него, крепко вцепившись крошечными пальчиками в рубашку. Чет оглянулся, надеясь, что кто-то выступит вперед и предъявит на ребенка права. Но уловил всего пару обеспокоенных, брошенных исподтишка взглядов – среди моря испуганных, ничего не понимающих лиц.
– Как же ты сюда добрался? – прошептал Чет. – Ты что, прополз весь этот долгий путь, один?
Ребенок перестал шмыгать носом и, прислонившись головой к груди Чета, принялся сосать палец.
– Ох, только тебя мне и не хватало, – вздохнул Чет. Толпа вновь начала ползти вперед.
Вдоль дороги начали попадаться обтесанные камни, разрозненные фрагменты старой кладки. Постепенно отдельные куски слились в частично обрушившуюся стену. Стена уперлась в крепостной вал, а тот – в башню: примитивное, очень древнее на вид сооружение. В башне виднелись массивные ворота – единственный вход на мост, дальний конец которого терялся в густом, хмуром тумане. Ворота были закрыты; мост недоступен. Люди выстраивались в очереди, которые тянулись вниз по каменным ступеням, огибающим башню с обеих сторон, к пристани под мостом. Чет тоже встал в очередь.
Из тумана медленно выступила, приближаясь, широкая баржа. Одинокая фигура в плаще вращала за рукоять колесо, укрепленное на канате, натянутом между берегами. Лицо паромщика почти полностью скрывал капюшон; различить можно было только жесткую складку губ. Паром ткнулся носом в причал.
Паромщик ничего не сказал, даже не поднял взгляда. Он просто стоял у своего колеса и ждал.
Души начали тревожно перешептываться, но в лодку никто не шел.
– Куда идет паром? – крикнул какой-то мужчина.
Паромщик безмолвствовал, и другие тоже начали выкрикивать вопросы на нескольких языках, добиваясь ответов – у него и друг у друга. Паромщик все так же неотрывно глядел в черные воды реки.
