Книга Групповая гонка. Записки генерала КГБ - Валерий Сысоев

В середине 70-х в спортивном руководстве страны возникла мысль заменить Куприянова на его посту вице-президента в Международной федерации велоспорта. Мне сообщил об этом начальник Международного управления Спорткомитета Дмитрий Ионович Прохоров — отец нашего нынешнего олигарха. Спросил, как я отношусь к тому, чтобы стать преемником Алексея Андреевича. Я к тому времени уже ездил на велогонку Мира, был знаком со многими руководителями международного велоспорта, но о перспективе карьерного роста в этом направлении не думал вообще. Прохоров позвонил инструктору международного отдела ЦК КПСС Алексею Николаевичу Великанову — он тогда курировал спорт — тот попросил меня подъехать. И уже там вопрос был поставлен ребром: согласен я попробовать себя в этой должности, или нет.

Я сказал, что не могу ответить на этот вопрос, предварительно не пообщавшись как минимум с генеральным секретарем UCI Екелем.

Миша Екель был совершенно замечательным человеком, поляком по рождению. Когда евреев гнали с Западной Украины он оказался в Казахстане, встретившись на пересыльном пункте со своей будущей женой Мирой. Закончил в Союзе артиллерийское училище и вместе с Войском Польским, которое шло на Европу с нашей стороны, дошел до дня Победы в звании полковника и с орденом Красной звезды. Талантливейший был человек, знал шесть языков, в том числе, разумеется, и русский. Службу заканчивал в польском Генштабе, потом вышел на пенсию и стал заместителем председателя Комитета Польши по туризму — в этом качестве он занимался велогонкой Мира.

Вот к нему меня отправили в Варшаву, где как раз проходила гонка. Там же находился президент Международной федерации итальянец Адриано Родони, который длительное время возглавлял и UCI, и FIAC — любительскую ассоциацию велоспорта.

Но тут требуется небольшая предыстория.

В 1961 году президент МОК Эвери Брендэдж впервые поставил вопрос об исключении велоспорта из программы Олимпийских игр. Годом ранее от амфетаминов скончались два гонщика — Дик Ховард и Кнуд Йенсен, причем последний из этих двух случаев произошел на Олимпиаде-1960 в Риме. Поэтому перед велосипедистами поставили ультиматум: либо они образуют любительскую федерацию, либо пусть соревнуются вне олимпийской программы. Такая федерация была создана в 1965-м на Международном конгрессе по велоспорту в Сан-Себастьяне и стала гораздо более многочисленной, нежели UCI. К тому же она стала главенствующей, поскольку МОК отныне работал только с ней.

Куприянов был вице-президентом и там, и там. Средний возраст членов этих двух федераций был достаточно солидным. Впоследствии я иногда в своем кругу подшучивал над своими коллегами, называя их «олимпийцами» — ровесниками олимпийского движения. Мой сосед по «парте» на всех наших заседаниях старенький швейцарец Вальтер Штамфри два года после моего избрания называл меня Алексеем — привык на протяжении двадцати пяти лет видеть рядом Алексея Андреевича. Я сначала пытался его поправлять, потом махнул рукой. И вот эту публику мне предстояло склонить на свою сторону.

* * *

Когда Миша Екель представил меня Родони и поделился с ним нашими планами, тот подумал, хмыкнул и сказал:

— А почему бы и нет?

Над Родони все привыкли подсмеиваться: он был старенький, на заседаниях порой засыпал, на те конгрессы, что приходились на майские или предновогодние праздники, привозил бесчисленное количество глянцевых коробок с итальянскими пасхальными или рождественскими кексами «Паннетоне», раздавал их в качестве подарков всем членам федерации и на этом считал свою задачу выполненной.

В общих чертах мы тогда вроде бы договорились, но когда, вернувшись, я доложил обо всем Великанову, тот недоверчиво покачал головой: «Неужели у тебя все-таки получится сохранить вице-президентство?»

Я и сам завелся — интересно же! Дело в том, что когда я работал в ЦК Профсоюзов «Средмаша», был невыездным — предприятия-то в большинстве своем закрытые. Пока работал в Спорткомитете, удалось выехать за границу всего раз — в ГДР. В Кенбауме на закрытой олимпийской базе тогда проводился какой-то совместный с немцами симпозиум, вот Колесов всех начальников отделов тула и отправил — вырабатывать концепцию развития своих видов спорта.

В этот раз все было намного серьезнее. Прохоров лично взялся как бы курировать мою международную судьбу — отвечать за нее перед ЦК. Ведь так или иначе именно он порекомендовал меня на этот пост.

Выборный конгресс проходил в Венесуэле. Есть там такой город Сан-Кристобаль — в ста километрах от Кукуты на границе Колумбии и Венесуэлы. Лететь туда было невероятно долго и утомительно. Кому-то пришло в голову построить там трек, и меня потом еще очень долго занимал вопрос: кто вообще мог проголосовать за то, чтобы проводить в тех климатических условиях соревнования по велоспорту? Представьте себе: субтропики, ночью проливные дожди, днем дикая жара и вся влага начинает мощно испаряться, неба не видно из-за тумана, дождя вроде бы нет, но ты постоянно мокрый с ног до головы. Наши ребята выиграли там командную гонку, и я, помню, сам держал на финише Ааво Пиккууса, подпирая его под спину, чтобы тот не упал на землю. На то, чтобы дойти от линии финиша до пьедестала потребовался час.

Куприянову, который все еще был вице-президентом UCI, прислали на конгресс отдельное приглашение. Но накануне поездки вдруг пришло распоряжение из ЦК вообще не отправлять Алексея Андреевича в Сан-Кристобаль — мол, нет командировочной квоты. Однако ехать в одиночку я отказался наотрез. Пошел к Великанову и объясняю ему:

— Вы должны понимать: без Куприянова у меня нет ни одного шанса быть избранным. Если я появлюсь на конгрессе без него, реакция «старожилов» будет одна: молодой наглец вытолкал нашего старого друга пинками и теперь хочет сесть на его место.

Видимо, я был в тот момент очень красноречив — убедил. Тем более что поездка Куприянова не требовала никаких расходов с нашей стороны: билеты ему прислали из UCI, гостиница тоже была оплачена международной федерацией, она же выделяла суточные, часть которых наше государство изымало по возвращении, поскольку на этот счет имелись жестко зафиксированные нормы.

* * *

Алексей Андреевич полетел в Венесуэлу авиакомпанией КЛМ, мой же с переводчиком маршрут был достаточно экзотичен: Москва — Гавана, Гавана — Панама, Панама — Мехико, там ночевали, наутро летели в Каракас и маленьким полувоенным самолетом — в Сан-Кристобаль.

Предварительно мы провели в Вене совещание соцстран — нужно было заручиться поддержкой на конгрессе и выработать общую позицию. С президентом финской федерации велоспорта Симой Климшевским у меня были очень хорошие личные отношения, и через него удалось наладить хорошие отношения с федерациями велоспорта Норвегии, Швеции и Дании. То есть количество голосов было достаточным, чтобы иметь основания рассчитывать на успех.

Накануне голосования организаторы конгресса устроили торжественный ужин для всех участников. Родони приехал в Венесуэлу с супругой и двумя внучками — молодыми и очень красивыми итальянками. Одну из них я пригласил на танец, когда началась музыка, и в разгар этого танца заметил, что Адриано очень пристально и как-то изучающе на меня смотрит.