Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
– Я никуда не уеду, пока не выясню, что произошло с Сергеем Васильевичем, – отрезала Амалия.
– Даже если вас потребует к себе генерал Багратионов?
– Если он вызовет меня, я могу вспомнить, что давно не брала отпуска.
Осетров невольно улыбнулся ее горячности, но Амалия видела, что в глубине души он одобряет ее.
– Хорошо. Могу я спросить, что вы намерены предпринять, госпожа баронесса?
– Навещу несколько больниц для душевнобольных, – в высшей степени загадочно ответила Амалия. – Куплю двести мелочей в лавках и попрошу прислать их на мой адрес. Пусть агенты с ног собьются, выясняя, не подаю ли я кому тайного знака и не прячется ли Сергей Васильевич среди сумасшедших…
На следующий день Амалия объездила несколько больниц, предварительно убедившись, что за ней по-прежнему ведется слежка. В одной больнице она представлялась членом благотворительной организации (что, кстати сказать, было чистой правдой), в другой говорила, что ищет своего дальнего родственника, потерявшего память, в третьей спрашивала, не работает ли здесь доктор такой-то, который будто бы обещал жениться на ее сестре (разумеется, вымышленной). Покончив с больницами, Амалия поехала по магазинам, где провела не один час, а затем вернулась в посольство и написала сама себе две дюжины писем, которые при желании можно было истолковать как завуалированные шифры с упоминанием различных адресов. Осетров, хоть для виду и пожурил баронессу за стремление водить противника за нос, пообещал немедленно все отправить, и Амалия вернулась к себе, предвкушая, как агенты контрразведки собьются с ног, выясняя, что на самом деле стоит за текстами загадочных посланий.
Утром Амалия просмотрела почту, убедилась, что кто-то изучил все ее письма до того, как они были доставлены, и поехала в посольство. Телефону она не доверяла – было очевидно, что все ее разговоры станут прослушивать.
– Новостей нет?
– Пока нет.
Амалия сделала круг по кабинету Осетрова, поглядела из-за портьеры на филера, ждавшего ее на противоположном тротуаре. «Хвосты», следившие за ней, периодически сменялись. Нынешний был маленький и невзрачный, и баронессу бог весть отчего разобрала досада.
– Терпение, – шепнул Осетров, оказавшийся возле нее, – только терпение. Я жду сообщения от моего осведомителя. Тогда нам станет понятно, с чем мы имеем дело.
– Знаете, – начала Амалия, – я тут думала насчет дуэли… Я не могу понять, почему он сказал «Что, уже все?».
– Кто сказал?
– Граф де Ранси. Секундант виконта. Он закрыл глаза и открыл их только после выстрела, словно не хотел видеть чего-то… чего?
Осетров едва заметно поморщился.
– Думаю, госпожа баронесса, исчезновение Ломова все же не связано с дуэлью.
– А с чем же тогда? – Собеседник баронессы молчал. – У него было какое-то задание в Париже? Или это как-то связано с тем, что он до того делал в Лондоне? Вам что-то известно?
– Мне ничего не известно, – уже с раздражением промолвил Осетров, и тут только Амалия разглядела, что он бледен той особой болезненной бледностью, которая появляется у человека после долгой бессонницы. – Если хотите, можете побеседовать с графом де Ранси, но не забывайте, что он секундант виконта, а вдобавок еще и его родственник. Вряд ли вы от него чего-то добьетесь.
Амалия не любила того, что ее коллега Ломов обозначал емким глаголом «темнить». Осетров явно темнил и что-то от нее скрывал, поэтому на бульвар Османа, где жил граф де Ранси, она отправилась не в самом лучшем настроении. Карета с филером следовала почти вплотную за ее экипажем.
Граф занимал бельэтаж особняка, куда менее представительного снаружи, чем внутри. Поднимаясь по великолепной мраморной лестнице, Амалия услышала громкие голоса. Первый, с типично парижским прононсом, принадлежал, судя по всему, старому слуге или дворецкому; второй – гораздо более молодому человеку, который прилагал нешуточные усилия для того, чтобы говорить по-французски, но чудовищный британский акцент забивал все.
– А я повторяю вам: господин граф не принимает, – говорил слуга.
– Но мне очень нужно его увидеть!
– Приходите в другой раз, месье.
Слуга сделал попытку захлопнуть дверь, но не тут-то было: заморский нахал налег плечом на дверь и не дал ее закрыть.
– Какого черта вы не пускаете меня, – возмутился он по-английски, – я же знаю, что ваш хозяин дома! Можно подумать, у него много дел…
Тут он повернул голову, увидел Амалию и расплылся в улыбке. В свою очередь, баронесса Корф увидела высокого, светловолосого, загорелого господина с шрамом наискосок через все лицо и, вспомнив предостережения Осетрова, мысленно приготовилась к худшему.
– Только не говорите мне, что вы будущая вдова графа, – объявил капитан Уортингтон, ухмыляясь, – иначе я окончательно разочаруюсь в человечестве.
Фраза, судя по всему, была рассчитана на даму, которая не понимает по-английски, но Амалия все прекрасно поняла, взяла свою длинную перчатку и хлестнула ею наглеца по физиономии.
– Выбирайте выражения, сэр, – посоветовала баронесса по-английски, – иначе все кончится тем, что вас спустят с лестницы.
– Черт возьми! – вскричал капитан, с изумлением глядя на Амалию. – Я даже и подумать не мог… Дорогая леди! Тысячу извинений! Этот чертов лягушатник, – он ткнул пальцем в слугу, – вывел меня из себя. Позвольте представиться: капитан Тревор Уортингтон. – Он церемонно поклонился и сделал попытку завладеть рукой Амалии, но она успела руку отдернуть. – Ей-богу, до сегодняшнего дня… я хочу сказать, до сего момента я и сам не знал, зачем оказался в этом омерзительном городе, где никто не говорит по-английски. Вы, без сомнения, моя соотечественница? – спросил капитан с надеждой.
– Нет, сэр, – ответила Амалия, забавляясь, – я русская. Баронесса Амалия Корф.
И она с интересом стала следить, какой эффект окажет ее имя на собеседника. Глаза у Тревора были светло-серые, шальные, а общее выражение лица Амалия определила про себя как типично ноздревское – смесь нахальства, бьющей через край энергии и уверенности в собственной неотразимости. Впрочем, у него были некоторые основания считать себя неотразимым – даже плохо зарубцевавшийся шрам, шедший через левую часть лба и правую щеку, не смог его изувечить и придал его правильным чертам своеобразный шарм, который, вероятно, покорил немало женских сердец.
Услышав имя своей собеседницы, капитан явно насторожился и собрался, как встревоженный кот. Глаза стали колючими и льдистыми, улыбка застыла на губах. Отвернувшись от Тревора, Амалия обратилась к слуге и спросила по-французски, дома ли господин граф.
– Я сожалею, но он болен и не принимает, – последовал ответ.
– Да он просто боится! – громогласно объявил капитан. – Когда человеку нечего скрывать, ему скрывать нечего! – И, выпалив эту в высшей степени глубокомысленную фразу, он покосился на Амалию с надеждой, что сумел произвести на нее впечатление.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
