— Зачем тебе книга? — спрашивает женщина.
Ну не рассказывать же мне ей всю историю с самого начала о том, что нам навязали Нелли, а потом мы ее потеряли, о том, что мы ищем ее, мы с папой тут, а мама с Кларой у Ниагарских водопадов, а я уверена, что Нелли в Государственном парке, но мне никто не верит, что времени остается все меньше и меньше, и мы уже точно не успеем в Грейсленд, куда мне обязательно надо попасть, что папа утром умял десять блинчиков и ужасно нервничает, а мне поэтому срочно нужен телефонный справочник, чтобы найти адрес тети, у которой Нелли точно нет.
— Мне нужен кое-какой адрес, — говорю я женщине.
— Чей адрес? — она ужасно любопытна.
— Маргарет Фицмартин, это тетя моей подруги.
Неужели я это и вправду сказала: подруги?
— Маргарет! — женщина в таком же восторге, как и старая дама у Ниагарского водопада до того, как Нелли опрокинула на нее мороженое.
— Я знаю Маргарет! — женщина пишет что-то на клочке бумаги и дает его мне. — Это ее адрес, — говорит она и улыбается. — Передавайте ей огромный привет от Анни с почты.
Папа поджидает меня у окошка для выдачи посылок и прямо-таки вырывает бумажку из рук:
— Ну и долго же ты возилась!
— У них не оказалось телефонного справочника. Но зато Анни знакома с Маргарет.
Папа в замешательстве смотрит на меня, а потом хлопает себя по лбу:
— И точно! Телефонные справочники лежат на почте только в Германии! Тут почта ничего общего не имеет с телефоном!
Он смеется так, как будто это самая странная вещь, которую он услышал в своей жизни. Но позориться-то пришлось мне, а не ему. Теперь я знаю, отчего он никогда ни о чем не хочет спрашивать. Потому что всегда лучше, если в дураках останется кто-то другой.
К сожалению, папин судорожный смех скоро кончается. Как только мы садимся в машину, он снова нервничает и напрягается. Теперь я знаю, что должна чувствовать мама, когда сидит рядом с папой и с картой на коленях и командует «направо», «налево», «ой, нет, все-таки прямо». Уже за несколько часов до перекрестка папа хочет знать, куда ему поворачивать, а ведь это знаешь только тогда, когда прочтешь на перекрестке названия улиц. Но, увы, поздно. Вот уже час мы ищем дом этой тупой тети.
— Посмотри как следует! — ворчит папа. — Неужели же нынче в школе не учат читать карту? — спрашивает он недовольно.
— А что, в вашей школе вас учили читать карту «Данкин Донатс»? — язвлю я.
Папа прихватил карту вместе с пончиками, ее давали бесплатно, в нагрузку. На карте помечены все «Данкин Донатс» города. При этом авторы карты — чтобы все поместилось или же потому что настоящим фанатам пончиков это неважно — не указали улицы, на которых не было филиалов.
— Мы учились ориентироваться без карты! — возвещает папа. Ну, если у него тогда это так классно получалось, то почему он теперь не попробует?
О черт, мы снова едем не в том направлении. Чувствую себя все хуже. Не представляю, как мне сказать ему о том, что мы заблудились. Он уже на грани истерики.
— Хватит! — орет папа. — Я остановлюсь и выметайся! По правде выметайся!
Выйти из машины — а в этом что-то есть. Тем более что мы стоим на светофоре и пережидаем красный. Рюкзак лежит у моих ног, внутри все, что мне нужно. It’s now or never, сейчас или никогда, как говорит Элвис. Я рывком распахиваю дверь и выпрыгиваю из машины. Захлопывая дверь, секунду вижу папино лицо. Он выглядит совершенно по-идиотски.
А потом я бегу изо всех сил — по пешеходной зоне, сюда ему на машине точно не забраться.
Я бегу, бегу, бегу, я почти умираю.
Когда я была маленькая, у меня была книжка с картинками, в которой сбежавшая свинка крала в магазине все, что ни попадя. Каждый стишок заканчивался так: «Свинка мчится всех быстрей, ну а лавочник — за ней». Именно так я, наверное, выгляжу сейчас: «Антье мчится всех быстрей, ну а папочка — за ней».
Я снова извлекаю кое-что практическое для уроков физкультуры: быстрее всего ты бежишь не когда за тобой бежит Нелли, а когда ты думаешь, что тебя догоняет папа.
Правда, может, это мне только кажется.
Когда я оборачиваюсь, папы нигде нет. Либо я оторвалась от него, либо он только рад, что избавился от меня. Карта города зажата у меня в руке, поэтому теперь он может продемонстрировать во всей красе свои способности «ориентируйся-на-местности-без-карты».
От этой мысли я вдруг смеюсь.
Я смеюсь и смеюсь, прямо как Нелли над идиотской шуткой про бочку.
Вот была бы фотография: Антье-бочка стоит одна посреди Америки и смеется.
А точнее: Антье-бочка стоит у «Данкин Донатс» и смеется.
Ума не приложу, почему я прибежала именно сюда. Не иначе как интуиция. Я оборачиваюсь, берусь за ручку двери и захожу внутрь. Покупаю кофе и сажусь за длинную стойку у окна. Отпиваю глоточек кофе.
Ого, какой горький. Но сахар сюда ни за что не попадет. Я стану худышкой — это железно.
Чтобы не было так горько, я наливаю побольше молока, хотя лишь черный кофе может превратить тебя в красавицу. Ну, по крайней мере, так говорит бабушка.
— Хочешь еще? — спрашивает какой-то тип рядом и пододвигает мне второй молочник.
— Нет! — говорю я. Тип утягивает молочник обратно, на свою часть стойки. — Ты часто сюда приходишь?
— Нет, — снова хочу ответить я, а потом, чуть-чуть подумав, говорю: — Да, здесь я могу побыть наедине с собой.
— Я тоже, — говорит он, и тогда я спрашиваю себя, чего ж ему тогда от меня надо. Он уже старый, ему точно больше сорока. На его голове почти не осталось волос.
— Сколько тебе лет? — спрашивает тип и смотрит на меня как-то странно.
Мне становится жутко. Ему наверняка надо знать, сколько мне лет, чтоб удостовериться, не подсудное ли это дело, если он меня снимет.
— Откуда ты?
Боже мой, он никак не уймется! Вот-вот спросит, какого цвета у меня трусы. Надо как-то отвязаться от него. Он смотрит на меня уже оскорбленно, потому что я не отвечаю ему.
— Сорри, я ничего не понимаю, — говорю я и гляжу на него растерянно. Выглядеть растерянной мне сейчас нетрудно.
— Нет проблем, — ухмыляется незнакомец.
Ясное дело, изнасиловать он может меня, и не говоря ни слова.
— Прошу прощения, — бормочу я и подхватываю рюкзак.
Потом распахиваю дверь и несусь второй раз за день через город — «Свинка мчится всех быстрей»…
Когда-нибудь я смогу посмеяться над всем этим — а сейчас просто реву.
Одна, в Америке, почти без денег — это правда страшно. Так, наверное, вот уже два дня себя чувствует Нелли. Наверное, к ней тоже уже приставал какой-нибудь плешивый мужик.
