Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
– Не в овраге же ночевать, – сердито пожал плечами Гаврилка и снова стукнул в дверь.
– Эй, легше! Кто там? Дверь собьешь, – раздался недовольный мужской голос.
– Пусти, христа ради! Застудились мы! – жалобно произнес Гаврилка.
Дверь отворилась.
– Эк, вас тут! Куда я вас дену!..
– Укрой горемышных, батюшка, спасибо скажем! – низко кланяясь, все тем же жалобным голосом продолжал Гаврилка.
– «Спасибо» за пазуху не положишь.
– Добрым человеком бог правит! Господь бог не забудет.
– Слыхали мы… Каждую ночь слышим… И чего народ бегает с Москвы на Рязань да с Рязани в Москву? Дивуюсь! Чьи вы сами-то?
– Смоленские будем, погорельцы, батюшка, бесприютные!
– Как это вас сюда-то занесло?
– Скитаемся! Хлеба ищем!.. Нутро ноет.
– Вона што! Из каких будете?
– Князей Зарецких тяглые… Да уж и князей-то наших, кормильцев, почитай в живых не осталось… Сгибли, батюшка, под Смоленском… И лошадушки-то их все погибли… И пожитки-то все разграблены…
Парни заревели, как малые дети (дорогою уговорились в трудную минуту слезу пускать).
– Эй, ребята, поперхнетесь! Не люблю! Москва ныне слезам-то перестала верить… Жалобой ничего не возьмешь… Камень в людях. Скажите-ка лучше: против кого вы?!
Гаврилка задумался: сказать «против панов» опасно. А вдруг здесь-то и есть их сторонники?! Сказать «против Ляпунова» тоже опасно. Может, хозяин этого дома единомышленник его. А там Заруцкий, Сапега, Маринка со своим сыном и шведский еще какой-то королевич… Вот и угадай – кого помянуть?
– Супротив сатанинского наваждения мы, супротив злохищного диавола и учеников его! – проговорил, заливаясь слезами, Гаврилка.
– А кто диавол: Жигимонд или Ляпунов! – допытывался хозяин избенки.
«Будь, что будет! Не стану кривить душой!» – подумал Гаврилка и ответил тихо и робко:
– Жигимонд.
Хозяин дома весело хлопнул парня по плечу:
– Добро, душа! В горестях совести не растерял. Идите! Заночуйте! Милости просим!
Ребята дружно ввалились в избу. После чистого приятного воздуха полей и лесов показалось душновато, защекотало в глотке.
Да еще хозяин постарался, вздул огонь в очаге: черный, густой дым закрыл потолок.
Хозяин, средних лет, обросший волосами мужик, сел у каменки, заговорил с тоской:
– М-да, братцы!.. Ветры потянули с Рязани. Пан Гонсевский, говорят, и сон потерял. Круглые сутки, словно сыч, сидит. Никого из домов ляхи на улицы не пускают. Как только вы, злосчастные мытари, в Москву-то проберетесь? Опасно! Безбожные ляхи бродят по всем дорогам и проселкам. Мужика совсем загнали в угоду боярам и дворянам.
Гаврилка, укладываясь на полу, усмехнулся:
– Мужик – деревня, голова тетерья, ноги утячьи, зоб курячий, палкой подпоясался, мешком утирается… За простоту страдает… Как говорится, шуба-то овечья, а душа – человечья… Прошу прощенья, коли лишнего наболтал!
Все рассмеялись.
– Ого, да ты бойкий! – довольный шуткой парня, промычал хозяин.
– Радость во мне, что до хороших людей добрел. Сам знаешь, обуют Филю в чертовы лапти – и ходи! Можешь на такого нарваться: он тебя продаст и выдаст, чтобы выслужиться.
– Спасибо на добром слове, спите. Не лишнее бы покалякать с вами о делах, да уж ладно… завтра.
Хозяин плюнул в лучину. Зашипела, погасла. Гаврилка проворчал: «Осип, потеснись, чай, не дьяконица!»
Вскоре опять послышался его голос:
– В Рязани-то! Шумят!..
– Ну, и слава тебе, господи! Давно пора.
Хозяин прошептал молитвы, почесался.
– А ты сам-то кто? – продолжал Гаврилка. – С вида черносошник, а языком на слобожанина смахиваешь?!
Наступила тишина.
Хозяин обдумывал ответ.
– Ладно. Завтра скажу, – неохотно откликнулся он.
Поворочались, повздыхали парни, а затем уснули крепким здоровым сном.
* * *
Утром Гаврилка услышал разговор. Было темно. Свет в избу не проникал, так как волоковые, вырубленные в полбревна в двух венцах, оконца были закрыты плотно подогнанными досками-заставнями.
Раздался голос хозяина:
– Поднялись, стало быть?
– Точно, Харитонушко, куда там! Все как один.
– Кто же с ними?
– Зарайский… Митрей Пожарский… Сам вызвался первым идти к Москве.
– Смелой, стало быть?
– Как сказать! Резвый!
Голоса умолкли, но ненадолго.
– Вот я и думаю… Столкнется ли стрелец-то с ними, Буянов?
– Должны бы столкнуться.
Гаврилка привстал на своем ложе.
– Буянов? – воскликнул он с удивлением. – Не стрелецкий ли то сотник?!
– Ты што?! Разве не спишь?! – озадаченно спросил хозяин.
– Да нет, вроде не сплю.
– Буянова-то знавал, нешто?
– Как не знать!.. Под Смоленском сдружились.
– Так вот. Ночевал он тут. На заре укатил.
– Истинный бог?!
– Что же я тебе, врать буду?
– А я и не знал!..
– Вот те и на! Рядом с тобою спал человек, а ты не знал?
Гаврилка вскочил, бросился к двери.
– Сядь! Лапоть коня не обгонит! Молви-ка лучше: куда бредете?
– Куда, куда! – с досадой в голосе ответил Гаврилка, – в Москву. Что же ты мне раньше-то не сказал?!
Он лег навзничь расстроенный, опечаленный.
– Ой, и не легко же, братцы, войти в Москву! У всех застав стража. Намедни нашли в санях у мужиков пищали и самопалы под зерном, поотбирали, а возчиков в прорубь спрятали… Я сам-то еле ноги унес. И меня хотели заодно.
– А Буянов вон ускакал и дочку свою, Наталью, оставил. Плакал вчера дядя… «Пытают, говорит, мою девчонку. Тело ее белое жгут».
Этого Гаврилка никак не ожидал.
– Жгут! Да как же это так?! Наталью?! Кто жгет?!
В голосе его послышались слезы.
– Ныне просто. Чему дивиться?! Огня хватит.
– Да где же она, голубка, там? Не знаешь?
– Где? В Кремле у тайного начальника, под Чудовым будто монастырем… Отец сам не знает. Скоморох ему поведал.
Разбуженные этим разговором, поднялись и другие ночлежники. Чья-то рука выдернула из стены втулку. Хлынул утренний воздух. В полусвете видны стали два мужика, сидевшие у стены в унынии.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
