Всем потомникам дает, У всех потомников берет.
Пока я думала, что он имеет в виду, кто-то бросил в меня комок жвачки.
Моча занервничал, в уголках рта у него, как обычно, выступила белая пена.
— Мальчики, вы срываете урок, — сказал он и откашлялся.
— А чем мы мешаем-то? Я вообще молчал и стихотворение выучил, — сказал Овца.
— Ну Хорошо, не надо хулиганить больше. Продолжай, мы слушаем, — попросил меня Моча.
— Жил на свете, — снова начала я, но в горле застрял гадкий комок, который мешал глотать и говорить.
— На том свете, — передразнил меня Кит.
Комок становился все больше и пытался выскочить наружу. По щекам потекли слезы и закапали на парту. Почему-то мне было ужасно жалко маму, хотя она-то никогда не узнает, что случилось. И одновременно я злилась на нее: может, если бы она не заставила меня выучить именно это стихотворение, ничего такого бы не произошло.
Домой из школы я шла одна. Я посчитала все шаги до метро. Я не наступила ни на одну из полосок между плитами на станциях и в переходе. Я засекла на всех станциях. Я молилась богу, не знаю какому: «Господи, сделай так, чтобы они меня простили. Господи, сделай так, чтобы я снова была нормальная».
Дома мама спросила:
— Ну как?
— Что — как?
— Как ты рассказала «Жил на свете рыцарь бедный»? Что же еще?
— Нормально.
— У тебя на все один ответ. Что значит «нормально»? Не сбилась?
— Почему я должна была сбиться? — крикнула я. — Вечно ты думаешь, что у меня ничего не получится!
— Что с тобой? — недоуменно спросила мама, но вместо ответа я убежала в комнату и хлопнула дверью.
Настроение у меня стало еще хуже, и весь вечер я старалась прогнать его, слушая «Битлз». Первый дедушка когда-то подарил мне книжку про Джона Леннона, и я прочитала, что у него тоже было трудное детство. Конечно, не такое, как у меня, но все-таки…
* * *
Так прошел январь и начался февраль. Однажды по дороге в школу меня кто-то окликнул. Я обернулась и увидела Воробья, которая бежала за мной.
— Фух, как ты быстро идешь, еле догнала. — Воробей была вся красная и тяжело дышала.
— Чего тебе?
— Погоди, дай отдышаться.
— Ну?
— Слышь, Килька, давай помиримся?
— Я с тобой не ссорилась.
— Ну, в смысле давай снова дружить.
— Давай.
Кажется, мои молитвы кто-то услышал. После уроков Фигура спросил меня, иду ли я домой.
— Вы идите, я с Воробьем.
— Как скажешь, — Фигура хмыкнул и ушел. Как будто мне нельзя дружить еще с кем-то.
По дороге домой Воробей рассказала, что Кит и Сыроежка больше не гуляют.
— Почему?
— Он сказал, что у нее нет сисек и это все равно что с пацаном гулять.
— Тебе сказал?
— Да не мне, а ей.
— А она?
— А она обиделась, конечно. Ты же знаешь ее, ей-то самой кажется, что сиськи у нее по всему телу растут.
На следующий день на большой перемене Кит снова начал задирать Пукана. На этот раз он отобрал у него шапку и начал делать с ней неприличные движения: как будто он тыкается в нее своим одним местом. Тогда Пукан подошел к Киту:
— Отдай, — сказал он.
Кит протянул шапку Пукану, но, как только тот попытался ее взять, кинул ее Овце. А Овца — обратно Киту, а Кит — Головастику. И так далее — как в пионербол. Пукан медленно переходил от одного к другому, хотя было понятно, что шапку они не отдадут. Вдруг Кит сказал:
— Килька, лови.
Я поймала шапку и одновременно взгляд Пукана. Он обрадовался и шел ко мне, потому что думал, что я отдам ему шапку. Но я даже не успела подумать — просто перекинула шапку Овце, а Овца зажал ноздрю и сморкнулся внутрь зеленой слизью. После этого он бросил шапку на пол.
— Свиньи! — В класс вошел Фигура. Он поднял шапку и начал натягивать ее на Овцу, Овца брыкался, вопил, Кит свистел, а все остальные просто смотрели и смеялись. И я тоже: рот как будто сам расплывался, хотя на самом деле мне было не смешно. Не знаю, чем бы все кончилось, если бы в класс не вошла англичанка и не начала урок.
Когда я спустилась в раздевалку, Пукан и Фигура сидели на скамейке и переобували сменку.
— Слушай, извини. Сам понимаешь, если бы я отдала тебе шапку, со мной было бы то же самое, — начала я, но Пукан и Фигура встали и ушли. Просто ушли, не сказав ни слова. Если бы они накричали на меня или обругали бы, и то было бы лучше. И тут ко мне подошел Кит.
— Килька, а чего ты завтра после уроков делаешь?
— Да ничего вроде.
— Не хочешь в гости прийти?
— К тебе?
— А к кому еще, к Пукану? — Кит засмеялся и сделал какой-то мушкетерский поклон. — Приглашаю вас, госпожа, ко мне в гости. Ну что, придешь?
— Ну ладно.
— Круто, тогда до завтра.
Я тут же забыла про Пукана и Фигуру — фиг с ними. Давно у меня не было такого хорошего настроения: внутри как будто все пело, а черное стало розовым.
— У тебя сегодня пять уроков? — спросила мама на следующее утро за завтраком.
