— Да, меня хвалят за хороший почерк.
— Мне нужен человек для деловой переписки. Сам я пока что не смогу заниматься своими делами. Вы согласитесь работать у меня, мадемуазель Виола?
— Составлять список украденного? — сухо спросила она.
Он взглянул на нее с легкой улыбкой и покачал головой.
— С воровством уже покончено. Но вовсе не потому, что я теперь лишен возможности быстро передвигаться. Просто эта вещь принадлежала еще одному, теперь уже последнему негодяю, который… был организатором этой мерзости. Я найду способ довести эту историю до необходимого завершения. А до тех пор мне теперь понадобится секретарь, поскольку я веду довольно интенсивную деловую переписку. Можете успокоиться — совершенно законную, — поморщившись, Бертье уложил раненую руку поудобнее на перевязи. — Мне очень необходим помощник. Я хорошо заплачу вам. Сто пятьдесят франков в неделю. Вас это устроит?
— Сто пятьдесят в неделю? — переспросила Виола, подумав, что ослышалась.
— Для вас это мало?
Она ухватилась рукой за спинку кровати, ослабев от удивления. Отдышавшись, девушка выпрямилась и решительно ответила:
— Я не могу принять ваше предложение. Вы преступник.
— Я? — он в упор смотрел на нее. — Что ж… у меня нет желания вас разубеждать. Ищите правду сами.
Виола в отчаянии окинула взглядом свою комнату, словно пытаясь найти хоть какое-нибудь оправдание его поступкам.
Конечно же, он — преступник. У него находится краденое колье и скальпели с вензелем «NM». Он заявился в ее комнату среди ночи, с маской на лице. Да и сумма, которую он ей только что предложил, — разве это не плата за ее молчание? Только переступивший закон может позволить себе так много платить простому секретарю. Он мог убить ее ночью… Но почему-то остался с ней и привел ее в чувство после странного обморока… Нет, он — чудовище! Спрятавшись на чердачной балке, он бессовестным образом подглядывал за ней! Из-за него хозяйка теперь считает ее гулящей девицей и требует повышенную плату за жилье. Девушка обреченно уставилась на ожидавшего ее ответа мужчину.
— Если вы не преступник, то зачем вам было нужно воровать все эти драгоценности?
— У меня есть причина скрывать это, — хмуро заявил Бертье и потер рукой подбородок. — Весомая причина. Могу сказать лишь одно — вы ошибаетесь на мой счет.
— Мне кажется, что я совершу ошибку, если поверю вам.
Бертье сжал пальцы в кулак и показал девушке:
— Смотрите. Все вместе: обман и честность, слабость и сила, добро и зло, хитрость для защиты обездоленных и униженных.
— Я не понимаю вас.
Он смотрел на нее взглядом терпеливого учителя, объясняющего урок тугодуму-ребенку.
— Я объяснил вам свои намерения. Вот вам ответ на вопрос — почему я беру чужое и сообщаю служителям закона, где его найти.
Виола с отчаянием смотрела на него, ровным счетом ничего не понимая. Кажется, мадемуазель Аделаида была права, уверяя, что мужчины — совершенно непредсказуемые, хитрые, эгоистичные создания, и понять их не дано ни одной здравомыслящей женщине.
— Боюсь, что не умею разгадывать ребусы… Возможно, вы в таком случае объясните мне, какими «законными делами» занимаетесь?
— Я помогаю князю Маре-Розару в управлении его винодельческими заводами, а кроме этого у меня есть свое собственное дело — транспортировка грузов из Австро-Венгрии во Францию, Англию и Испанию. Также у меня есть акции компаний, занимающихся доставкой товаров из Индии и Китая, — он широко улыбнулся. — Теперь вы верите мне, что я — честный предприниматель?
— Не знаю, — упрямо бросила Виола, считая, что все это — пустые россказни для глупой доверчивой девицы. Но она вовсе не была склонна считать себя таковой.
— Ну, разумеется! Князь Маре-Розару мне не знаком, прочие влиятельные особы также не имеют обо мне никакого понятия! Таким образом, я всего лишь ловкий и хитрый лжец.
— Вы не убедили меня.
— Чтобы убедить вас, придется отвечать на ваши вопросы еще тысячу лет. А вы все равно так и не поверите мне.
— Пока что я убеждена в том, что вы, мсье Бертье, самая уникальная личность, с какой я когда-либо встречалась.
Мужчина внимательно смотрел на нее, и глаза его отливали серебром — так мерцает луна ночью среди облаков.
— Все, что я вам сказал — чистая правда.
10
Валахия. 1832 г.
Весь последний год старый гуцул заставлял его работать, хотя в этом не было никакой необходимости. Князь Маре-Розару однажды вызвал старика к себе и имел с ним весьма длительный разговор из-за того, что слуга вздумал так вольно вести себя с приемным сыном хозяина. О чем шла их беседа — неизвестно, но закончилась она тем, что Левон получил право воспитывать Михася по своему усмотрению. Отныне мальчик должен был колоть дрова, носить тяжеленные корзины, ловить рыбу в пруду даже в самую холодную погоду, отправляться косить на дальние луга и многое другое. Порой Левон заставлял мальчика доставать цветы с вершины обрывистого утеса или же ягоды с самых верхних ветвей деревьев. По субботам они с Левоном отправлялись в путешествие по окрестным лесам и холмам — десять часов туда и обратно, без передышки. Странные уроки не прошли даром — очень быстро мальчик научился прыгать, бегать, плавать, лазить по скалам и деревьям лучше самых умелых местных жителей.
Порой маленький Эмиль пытался подражать Мишо и забирался вслед за ним на деревья, но каждый раз все заканчивалось тем, что семилетний сын князя начинал громко плакать, сообразив, что не в силах спуститься самостоятельно. Мишо был склонен считать Эмиля глупым созданием, ведь слегка избалованный мальчик ни на минуту не мог оставаться спокойным, всегда безумолчно болтал, вертелся или ревел, за исключением времени, когда он спал. Зато его младшая сестренка уже в свои четыре года была весьма рассудительной и спокойной.
Однажды Мишо, рассердившись на неумелого мальчика, отказался ему помочь и, стоя внизу под деревом, потребовал, чтобы тот прекратил реветь и сам решил свою проблему. Но вопли Эмиля немедленно усилились, и Мишо был вынужден снять малыша с ветки. Тот сразу же бросился к матери, которая в это время успела неслышно подойти к мальчикам. Зарывшись носом в юбки княгини, малыш расплакался так, что не мог даже говорить, рыдания душили его.
— Извините меня, — запинаясь, проговорил Мишо, наблюдая, как княгиня ласкает сына, целуя заплаканные чумазые щечки. — Я виноват, что дразнил Эмиля.
София ласково прижала сына к себе и погладила его по спине. Когда она подняла взгляд на Мишо, он испуганно отступил в сторону и опустил глаза, страшась увидеть на ее лице гнев и осуждение. Больше всего на свете он боялся, что когда-нибудь станет ей ненужным. Он не сможет жить без ее любви…
— Какие же вы еще глупые маленькие мальчики, — вздохнула княгиня и протянула руку Мишо. — Иди сюда, Михась. Ты ведь уже сам понял, что зря придумал такое ужасное испытание для этого малыша.
