Мы снова, как в прошлую ночь, оказались на полу, и ураган, совершенно запредельный ураган, уносил меня и одновременно обжигал, грохотал, пульсировал во мне. А я, первобытная, единственная на всей планете женщина, обнимала и вбирала в себя сакральное, еще никому не ведомое мужское естество, которое, порождая громы, билось внутри и в то же самое время оплетало, заглатывало, сжимало и тут же яростно исторгало меня к звездам…
— Осторожнее, милый мой джинн, — сказал Арнульф, отодвигая горшки с моими громадными диффенбахиями, их тропические тени заколыхались на фоне окна. — Как бы нам не опрокинуть на себя твой райский сад.
— Разве это сад? Ты не видел дебри моей соседки, — возразила я.
И опять, как вчера, поймала себя на том, что мы болтаем о пустяках, но я все так же несусь от одной звезды к другой, и Млечный Путь не имеет конца, он только извивается мускулистыми змеистыми солнечными спиралями, которые, ликуя, хвостатыми кометами пронзают меня, и я живу, живу, с каждой новой звездой, с новым раскатом грома и вспыхивающим зигзагом молнии все более жадно желая жить…
— О-о-о… Как ты это делаешь? Почему оно не кончается? — Я уже привыкла к слабому освещению и вполне отчетливо видела распахнутые влажные глаза Арнульфа.
— Ты устала? Хочешь в ванную?
Ответить сразу я не смогла, потому что во мне лилово замерцала очередная комета, я испугалась, что она последняя, но за ее рассыпающимся золотым звездным хвостом тут же запульсировала следующая.
— Что-то не так? — участливо спросил Арнульф.
— Но ты… ты разве ничего не чувствуешь? — Молнии буквально ослепляли меня, признаюсь: чтобы произносить слова, мне требовались значительные усилия. — Я ведь так и не поняла, хорошо тебе со мной или нет.
Вместо ответа он с придыханием поцеловал меня, и все… Я утратила способность говорить и перестала понимать вообще что-либо.
Диффенбахии на фоне окна вновь начали приобретать свои очертания. Я по-прежнему сидела на полу, прислонясь спиной к кровати. В спальне было все так же темно.
Чтобы включить ночник, нужно протянуть руку, но я боялась пошевелиться. Вдруг эта темная дышащая плоть у меня на коленях вовсе не мой таинственный возлюбленный? Или вдруг он исчезнет, кем бы он ни был? Но мне неудержимо хотелось прикоснуться рукой к его волосам, потрогать шею, плечи, почувствовать шелковистость бороды… Невольно я шумно вздохнула.
— Ирен… Ирен… — приподняв лицо, позвал он.
— Ты… — я прижала к груди его голову, — что ты делаешь со мной?.. — От его дыхания только что успокоившиеся энергии вновь заволновались во мне. — Что ты делаешь?
— Всего лишь люблю тебя. — Он неловко завозился, вставая рядом со мной на колени и по ходу дела целуя меня, куда придется. — Ведь кто-то же имеет право любить сказочного джинна?
— Я не джинн… — Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы хоть как-то обуздать эти неутомимые энергии.
— Конечно, ты — дивная пери из «Тысячи и одной ночи», а, может быть, и сама Шахерезада.
— Но ведь я не рассказываю тебе сказок.
Боже, надо срочно включить свет и подняться с пола, иначе…
— Иди сюда, иди скорее! — Неожиданно он, не вставая с колен, как пушинку переместил меня на кровать. — Тебе же холодно на полу, ты вся дрожишь…
— Это не от холода, — меня действительно трясло, — это от… от тебя! Ты сводишь меня с ума, ты не такой, ты… Ты! Ты! — Я изо всех сил потянула Арнульфа к себе. — Это ты джинн! Это ты! Пожалуйста, пожалуйста, скорее! Скорее! Иначе я умру! Умру без тебя! Ну! Ну же!
Вот теперь, на кровати, я знала, что делать! Я хотела, чтобы Арнульф метался, стоная и теряя сознание, я хотела, чтобы он тоже утратил чувство действительности! Я хотела, чтобы его глаза тоже помутнели, чтобы он тоже почувствовал эти молнии и громы, которые бушевали во мне!
Я изогнулась и все-таки включила ночник. Я хотела видеть, как меняют цвет, останавливаются и закрываются его глаза, как пульсирует кровь под его кожей, как напрягаются и трепещут мышцы!
— Зачем?.. — не буднично, а так, как я хотела, хрипло прошептал он, обжигая мое лицо своим клокочущим дыханием, чем невероятно порадовал меня.
Да! Да! Да, я хотела слышать именно такое прерывистое, хрипящее дыхание! Да, я желала сама довести Арнульфа до исступления! Я желала разорвать и поглотить, слиться с ним и умереть вместе, воскреснуть и взлететь по бесконечному, извивающемуся, кипящему и рвущемуся ввысь Млечному Пути!
Глава 31, в которой я торжествовала
Я торжествовала. Арнульф лежал ничком на моей кровати, длинные руки и ноги беспомощными плетями свешивались с нее в разные стороны.
— Боже, — едва слышно простонал он. — Ты настоящий джинн, любимая…
— Я приготовлю ванну, — сказала я, накидывая халат, — хочу полежать в пене.
— Пена… Афродита…
— Приходи, если не уснешь. Главное, не сбеги никуда.
Он медленно повернул лицо в мою сторону, приоткрыл глаза, блаженно улыбнулся и уронил голову на подушку. Вот теперь, мой дорогой, ты действительно никуда не денешься!
Пена… Афродита… При чем здесь Афродита? Ирен! Ирен, танцующая на берегу пенного моря…
Сквозь неплотно прикрытые веки Арнульф видел, как Ирен скрылась в ванной. Потом оттуда донесся призывный шум воды. Наверное, у нее такая же, как и у старухи, древняя ванна на львиных лапах, только вместо тины и лилий в этой ванне Ирен… Моя Ирен, моя пери, моя Шахерезада… Мой сказочный джинн…
Но кроме шума воды в квартире были еще какие-то звуки! Арнульф насторожился. Как будто кто-то ходит. Неужели мне мерещится? Нет, там точно шаги.
Арнульф заставил себя сесть. Голова немного кружилась. Я должен встать и выгнать пришельца! Я свихнулся, какие еще пришельцы…
Он опять упал на кровать.
— Ку-ку! — произнес знакомый женский голос.
Из кухни в спальню заглянула видеокамера. Она была в руках у Сесиль.
— Работаем! — сказала Сесиль и прильнула к видоискателю.
— Стерва! — Арнульф потянул на себя одеяло. — Убирайся! Откуда ты взялась?
— Слушай, Арни, у меня мало пленки. — Сесиль опустила камеру. — Вы были просто великолепны с твоей толстухой. Давайте перебирайтесь в гостиную, пока Виктор ходит в автобус за подсветкой…
— Что-о-о? — прошипел Арнульф. — Какой еще Виктор? — Он принялся судорожно натягивать брюки, попутно влезая в обувь. — Проваливай!
— Арни, малыш, мы же договорились с Жюлем. Пилотная серия для нового проекта «Художник и модель». Жюль — сторонник неигрового кино, мы снимаем с самого начала.
Но Арнульф уже не слушал девицу, а тащил к входной двери.
— Да отпусти ты меня! — сопротивлялась она. — Мне боль…
