Например, он обращается в милицию с подробным рассказом о происшедшем с ним несчастье. Его выслушивают и задают деликатный вопрос, касающийся въездной визы. Ах, нет визы? Ну так мы вам поможем, а пока пожалуйте-ка в обезьянник к бомжам до выяснения обстоятельств вашего появления на территории российского государства.
Или его не закрывают в камере предварительного заключения, а идут навстречу его пожеланиям и просят посольство Германии принять посильное участие в судьбе их соотечественника. Его содержат на территории консульства, выясняют обстоятельства и за свои деньги привозят в дом к деду. Сможет он взглянуть старому кавалеристу в глаза? Не сможет, потому что, если даже дед и простит утрату ста тысяч марок, сможет ли он простить утрату документа, зашитого в подкладку рюкзака? Не сможет! Господи, как тяжело! Что делать? Ни копейки денег, да о чем разговор? Штанов нет. Зима на дворе.
Вздохнул тяжело.
Закончится когда-нибудь эта самая черная ночь в его жизни? Пришла в голову и почти позабавила интересная мысль. Вынужден был признать, что когда он очнулся в боксе под нетрезвым взглядом сейчас лежащего рядом нарколога, то и тогда было легче, потому что не было еще полного осмысления происшедшего.
Князь тоже не спал. Встал, подошел к кровати Михаэля, присел рядом.
Странный получился разговор. Михаэль был так удручен, так раздавлен обрушившимся на него несчастьем, что не смог тотчас же переключить внимание. Он уже привык к манере изложения князя Мышкина и знал, что его многословие всегда заканчивается конкретным выводом, часто актуальным и в большинстве случаев значительным. Следовательно, начало можно пропустить.
— Американский психолог Филипп Зимбардо провел самый известный из экспериментов в социальной психологии…
«А что, если все рассказать князю, посоветоваться? — думал Михаэль, вполуха прислушиваясь к повествованию. — Человек он, судя по всему, честный, бесстрашный и многоопытный…»
— Все началось с обычного университетского семинара. Группа студентов Стенфордского университета под руководством Филиппа Зимбардо…
«Обратиться за помощью к Матильде? Нет, это исключено. Есть в самой мысли об этом нечто порочное и дурнопахнущее. Ну не альфонс же я!»
— Рассматривалось влияние тюрьмы на психологию заключенных и надзирателей. Миниатюрную тюрьму оборудовали прямо в подвале факультета психологии. Решетки, нары, карцер и прочее. В качестве консультанта пригласили старого зэка Карла Праскоту — восемнадцать лет тюрьмы. Среди участников эксперимента — ни одного асоциального типа. Ни одного наркомана, психически больного. Только законопослушные граждане. Полная обезличенность. «Заключенные» в робах. Называть всех только по номерам. Исполняющие роли надзирателей в строгой форме…
«Почему я все время думаю о ней? Она необыкновенная. С ней так просто и в то же время интересно. Сколько ей лет на самом деле? Говорит, что больше тридцати, но меньше сорока? Я бы ей и тридцати не дал. Ненужное кокетство, но оно ей идет. Откровенна до цинизма, и это тоже ее не портит. Безумно хочу ее. Безумно!»
— Представь, дорогой Михаэль! Ха-ха-ха! Эксперимент был рассчитан на две недели, а уже через три дня добропорядочные пацифисты так вошли в роль надзирателей, что стали натуральнейшим образом истязать нарушителей. Заметь, что все издевательства снимались на видеокамеру. Один заключенный отказался есть сосиски. Его кинули в карцер. Не желает есть, свинья! Связали и размазали по физиономии сосиску вместе с гарниром. Такова людская сущность, начисто опровергающая известный тезис, что добро должно быть с кулаками. Основываясь на данных эксперимента, осмелюсь выдвинуть его модификацию: «Если добру дать кулаки, оно быстро превратится во зло». И что нам в таком случае ждать от генетических мерзавцев, получивших неофициальное разрешение на использование кулаков в целях поддержания больничного порядка? Ничего хорошего я от них не жду. И если милейшему Якову Пинхацевичу с его врожденной иудейской способностью к администрированию удавалось сдерживать церберов на коротком поводке, то с его уходом здесь воцарится…
«Зачем нужно было зашивать документ в подкладку? Какая глупость! Нужно было свернуть в трубочку, распороть подкладку пояса брюк и вставить в прорезь. Никто и никогда бы не нашел».
— Знаменитая своим беспределом Казанка будет отдыхать…
«Брюки могли постирать. Ну и что? Проклятие! О чем я думаю? У меня же и брюк этих нет. Пусть чернила размоются, зато никто не сможет прочитать, если и найдут. Это хорошо, что постирают».
— В их арсенале разнообразные медицинские средства. Сульфазин в жопень — это, брат мой, похуже, чем на осиновый кол посадить. Температура сорок один, и ягодица воспалена, как при обширном нагноении. Шаг сделать нельзя — такая боль.
«Интересно, смог бы я узнать свои брюки?»
— Методы физического воздействия. — Князь заподозрил отсутствие должного внимания со стороны Михаэля и повторил, повысив голос: — Методы физического воздействия у них отработаны до автоматизма. Влажная укрутка, например. Объясняю. Больного пеленают мокрой простыней, виток за витком накручивая на тело. Ну и что страшного, спросишь ты? А то, что, высыхая, простыня уменьшается в размере и начинает постепенно сдавливать тело. Мучения такие, что больные кричат. Испанский сапог на все тело, только в условно гуманном варианте…
«А зачем мне мои брюки, если там нет документа. Рюкзак! Где, интересно, мой рюкзак?»
— Из режимных мер воздействия я отбрасываю мелочи типа лишения прогулок, запрета на курение, лишения свиданий, лишения права на переписку. Все это чепуха. А вот бессрочная отмена представления на выписку с одновременным помещением в палату к тяжелым психопатам — это уже существенно. Там кроме так называемых буйных полно симулянтов, укрывающихся от правосудия за совершение тяжких преступлений. Они легко покупаются незаконными льготами и элементарно натравливаются на непослушного. И это смертельно опасно. Эти суки не простят нам сегодняшнего унижения. Как только к власти придет Бетховен — нас расселят по разным палатам. Начнут с малого: с подначки, с пинка, с подзатыльника, с болезненного и очень оскорбительного тычка ключами под ребра, а когда, доведенные до известной черты, мы возбухнем, нас уничтожат поодиночке. Короче, курорт скоро закончится.
— И что же делать?
— Пока я не придумал ничего, заслуживающего обсуждения.
Михаэль поднялся с постели. Подошел к окну. Светало. Сквозь легкую изморозь окна просматривался занесенный снегом больничный двор.
В его земле далеко не каждый год выпадал снег на Рождество. Однажды родители специально повезли его на светлый праздник Рождества Христова на самый север страны в город Киль. За городом начиналась загадочная Дания. Вот был восторг! Мог ли он тогда предположить, летя на легких саночках с крутой горки в сугроб, что через двадцать лет судьба забросит его в столь же заснеженную родину его предков, где вместо радости он в полной мере ощутит сначала остановку потока времени, затем амнестическое отупение, неожиданное озарение с последующим осмыслением несчастья, а вместе с ним дикую тоску и крушение всех надежд.
