— Зачем? — спросил на этот раз уже Зайцев.
— Американские «Зевсы» излучают не только волны, взламывающие ионосферу, но и волны, способные воздействовать на психику людей, вызывать у них депрессию, панику, страх, агрессивные состояния и даже суицидальные настроения. Защитных устройств и методов от этого не существует, хотя мы работаем в этом направлении.
Теребунов с сочувствием посмотрел на Афанасия.
— Не завидую я тебе, майор. Может, передумаешь?
— Нет! — сжал зубы Афанасий, понимая, что его провоцируют.
Присутствующие в кабинете оживились, обменялись понимающими улыбками.
— Что ж, коллеги, он в вашем распоряжении, — сказал Зайцев с прорвавшимся сожалением. — Отдаём лучшего, надеясь, что и вы нам когда-нибудь ответите тем же.
Черняк и Семёнов дружно встали.
— Разрешите удалиться? — Черняк сверху вниз посмотрел на Афанасия. — Идёмте, майор, время не ждёт.
Афанасий на секунду растерялся, глянул на Теребунова.
— Но я не сдал…
— Потом, — махнул рукой Теребунов, — по сути всё готово, осталось только подписать приказ и неразглашение.
Афанасий встал, но мысль, уже раз высказанная им замначальнику управления, вернулась.
— Андрей Витальевич, — обратился он к Зайцеву, — нельзя ли вместе со мной перевести одного из бойцов группы?
Зайцев сдвинул брови, формулируя ответ, но его опередил Черняк:
— Андрей Витальевич, а если всю группу? Мы за ценой не постоим, как говорится.
— Тогда уж и всё управление, — проворчал Зайцев. — Всю группу передать я не смогу. Одного бойца… не знаю пока, рассмотрим вопрос.
— Кого ты хотел? — полюбопытствовал Теребунов.
— Дохлого, — сказал Афанасий, вызвав оживление у гостей из ВГОР.
— Дохлых и у нас хватает, — усмехнулся Черняк, покосившись на спутника; Семёнов при этом остался совершенно равнодушным, словно не слышал реплику полковника.
— Дохлый у нас — это сержант Семён Марин, — пояснил Теребунов. — Лучший снайпер всех времён и народов.
— Вообще-то нам такие спецы не помешали бы, — вдруг изрёк Семёнов, выпятив нижнюю губу. — Может, отпустите парня?
— Мы попробуем прикинуть варианты, — нехотя кивнул Зайцев, удивив одновременно и Пахомова, и командира «Альфы».
Теребунов побагровел, открыл рот, чтобы возразить, и замначальника управления мягко добавил:
— Николай Анатольевич, приказано сотрудничать с коллегами в режиме наибольшего благоприятствования. В конце концов, одно дело делаем — Родину защищаем. Изыщи возможность перевода сержанта Дох… Марина.
Теребунов стиснул зубы, борясь с овладевшими им чувствами, но воля у него была железная, и возражать он не стал.
— Группу придётся расформировать.
— Это уже наши проблемы. Найдём замену. Николай Анатольевич, закончи бумажную волокиту с переводом как можно быстрее. Насколько я понял, это важно.
— Совершенно верно, — кивнул Черняк. — Намечается срочное дело в северных широтах, и майор Пахомов нужен нам уже сегодня.
— Хорошо, я вас понял. — Зайцев кинул взгляд на Афанасия. — Вы свободны, майор.
— Подождите нас в приёмной, — сказал Черняк.
Пахомов встал, картинно щёлкнул каблуками и вышел, ошеломлённый скоростью решения проблемы.
— Получил нагоняй? — сочувственно осведомился адьютант начальника управления, оценив мину Афанасия.
— Да уж, — очнулся он, сделав огорчённое лицо. — Переводят меня… на Север… в пограничники.
— За что?! — не поверил молоденький капитан.
— За превышение служебных полномочий, — серьёзно сказал Пахомов и, кивнув на прощание капитану, направился на выход, ещё сам не до конца осознавая, что посещает управление спецопераций в последний раз.
Москва, Бибирево
27 мая, вечер
Домой его привезли к девяти часам вечера, но впечатление было такое, будто он трое суток просидел в засаде на горной тропе, а потом ещё и воевал с бандгруппой: голова сверкала и дымилась, поясница стонала, ноги гудели.
Поднявшись в квартиру, Афанасий с трудом стащил с себя одежду, доплёлся до ванной и встал под душ.
Облегчение наступило почти мгновенно. Вода действовала на него как на рыбу, выброшенную на берег и получившую возможность вернуться в родную стихию, и он подозревал, что его предками были если не дельфины, то осьминоги точно.
Шёлковый халат, подаренный ему Светланой, скользнул по коже, остудил разгорячённое тело.
Афанасий прилёг на кровать с бутылочкой холодного кваса, предпочитая его всем остальным напиткам. Подумалось с лёгкой грустью: а ведь придётся в скором времени съезжать и отсюда. Интересно, эта кочевая жизнь когда-нибудь закончится? Сколько переездов он совершил за годы после окончания института?
Память выдала цифру семь. Что ж, цифра замечательная, но окончательная ли? Теребунов сказал на прощание, что ему дадут жильё в Королёве, где располагался Центр управления ВГОР, но пока он может пожить и в этой квартире. Пока — это сколько времени? День, неделю, месяц?
Мягко мяукнул телефон.
Вставать было лень, и Афанасий скомандовал браслету айкома, лежащему на стуле:
— Включись на громко.
Зуммер вякнул, раздался вежливый мужской голос:
— Командир, не спишь? Минута есть?
— Дохлый? — удивился Афанасий.
— Он.
— Что случилось?
— Да я балдею, если честно. Мне предписано быть завтра утром в Раменском. Якобы нас с вами переводят в какую-то охрану.
Афанасий улыбнулся.
— Точно, переводят.
— Что это ещё за охрана такая? Мы же боевые мужики.
— Всем охранам охрана, можешь быть спокоен.
— Ладно, коли так. А остальные как же?
— Остальные будут служить с другим командиром, Сеня.
— Но это же… порвижопс! звыняйтэ за грубство.
— Ничего, Сеня, переживут, это обычное дело. Мне их тоже будет не хватать.
— Да я понимаю, приказали — пошли… но хоть что это за охрана всё-таки? Зачем нас туда бросили?
— Ты мне веришь, Дохлый?
— Что за вопрос? — возмутился Марин.
— Тогда поверь, что мы пошли на повышение. Завтра в Раменском познакомлю с новой группой. Никому ни слова!
— Понял.
— Вернёмся — простимся с ребятами как положено.
— Значит, всё серьёзнее, чем я думал. Когда нужно быть в Раменском?
— Я за тобой заеду в семь утра, будь готов.
