Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
Потом комбат пригласил меня сесть к столу, взял мое личное дело, пролистал его несколько страниц, останавливая взгляд на интересующей его информации. Затем медленно встал (я тоже вскочил со своего места) и неспешными широкими шагами стал ходить по комнате, задавая мне время от времени вопросы и внимательно выслушивая мои ответы. Как мне показалось, его больше заинтересовала моя служба рядовым разведчиком еще до училища, хотя потом он подробно расспрашивал, чему нас учили в нем, что мне больше нравилось и на какие детали практической подготовки обращалось внимание в училище. Беседа эта, как мне показалось, была более продолжительной, чем с моими предшественниками.
А завершилась она снова крепким рукопожатием, добрыми напутственными словами и запомнившейся мне фразой: «Ну что же, товарищ лейтенант, привела судьба нас повоевать вместе. Будем надеяться, доведется нам успешно встретить Победу. А пока побудьте в моем резерве у подполковника Кудряшова Александра Ивановича» и сделал едва заметный кивок в сторону.
Только тут я заметил, что у стены слева сидели подполковник и старший лейтенант, который быстро то ли записывал, то ли просто помечал что-то в толстой тетради или конторской книге. Подполковником оказался тот самый Кудряшов, а старшим лейтенантом, как я узнал позже, – уполномоченный особого отдела «Смерш» Глухов. Кудряшов сказал мне, чтобы я шел в расположение (значит, понял я, в отведенный нам домик) и ждал команды. Четко повернувшись кругом, я вышел. Только спускаясь с невысокого крылечка, я заметил, что под шапкой моей густая шевелюра изрядно взмокла. Так закончилась наша первая встреча. С комбатом Осиповым мне довелось и обрести боевое крещение, чуть не утонув в ледяной купели, и даже чуть не перейти из офицера-командира в разряд офицера-штрафника, и дважды самому перенести серьезные ранения, и даже получить очередное воинское звание. Этот первый мой фронтовой комбат, как когда-то первый мой командир роты – политрук Тарасов, стал образцом боевого командира на всю мою воинскую службу, оказавшуюся довольно долгой.
В этот первый день нас знакомили с организацией и штатной структурой батальона, его вооружением, с категориями переменного состава. Так мы узнали, что на 20 декабря состояло штрафников 918 человек (это же почти полк!). А после ожесточенных боев 23 декабря потери составили: убитых – 144, раненых – 288, пропавших без вести – 59. В боевом донесении «Штабат 8 отд. с-з. Майское 7.00 24.12.43» записаны эти же цифры, только есть еще одна фраза: «Налицо людей 349». Элементарный подсчет обнаруживает разницу в 78 человек, которые, вероятно составили боевые потери (убитых и раненых) за период 20–22 декабря. Значит, и эти 3 дня не были спокойными. При соотношении потерь аналогично тому, какими они оказались 23 декабря (1:2), можно предположить, что эти потери составили: убитых – 26, раненых – 52. Так что возможные потери за весь период могли составить убитых – 170, раненых – 340. По предварительным, далеко не точным подсчетам (не было времени для точных подсчетов трупов противника!), на поле боя осталось более 300 трупов фашистов, в том числе 1 генерал, 22 офицера, 250 солдат. Надо сказать, что штрафники, как правило, пленных не берут без специальной на то команды, но здесь в плен было взято 2 унтер-офицера и 24 солдата. Наверное, так сложились обстоятельства. (Эти цифры также подтверждаются архивными документами ЦАМО РФ.) Может, я утомил читателя обилием цифр, но этим примером мне хотелось показать, какова общая картина жестокости и напряженности боев, которые приходится вести штрафбату!!!
В этот же день мы познакомились с командованием и штабом батальона, некоторыми его тыловыми службами и частью политаппарата. Мне почему-то сразу запомнился высокий, богатырского телосложения старший лейтенант Желтов Александр Матвеевич, который представился мне, лейтенанту, как парторг батальона и сразу же, как-то быстро, без каких-либо формальностей, поставил меня, кандидата в члены ВКП(б), и многих других на партийный учет. Наверное, только парторга Желтова, Филиппа Киселева да еще начальника службы вооружения, старшего лейтенанта Бабича, из рук которого я получил свое личное оружие – пистолет системы «Наган», и помощника начпрода, старшину Червинского, накормившего нас с дороги по прибытии в батальон, я запомнил сразу. Это потом, постепенно круг знакомств расширялся.
На второй день нашего пребывания в батальоне нас развели по окопам переднего края, и я здесь впервые увидел ту главную силу штрафбата, тех бойцов, которых как-то непривычно заочно называли штрафниками. Я говорю «заочно», потому что уже в первый день нам разъяснили, что всех их принято здесь называть и обращаться к ним по-особому: «боец-переменник», так как, в отличие от нас, они относились к переменному составу, а мы – к постоянному.
Несколько дней мы прожили в окопах вместе с этими бойцами. Я увидел, что большинство моих бойцов во взводе разведки, который мне подчинили, старше меня по возрасту. Да и по их временно отнятому званию – тоже. Обмундированы бойцы батальона, как я успел обратить внимание, были как-то разношерстно: большинство – в солдатских шинелях и шапках-ушанках солдатского образца, на ногах – ботинки с обмотками, некоторые – в офицерских шинелях и сапогах, но все без погон. Оказывается, первые – как правило, бывшие военнопленные и вышедшие из окружения или из освобожденных от оккупации территорий (потом всех их стали называть «окруженцами»), а вторые – бывшие офицеры фронтовых или тыловых подразделений, осужденные Военными трибуналами или направленные в штрафбат решением командиров дивизий и выше. В разведвзводе оказались все из боевых офицеров, «окруженцев» там не было. Это было понятно, взвод комплектовался из имеющих боевой опыт, обстрелянных бойцов. Только я, их командир, оказался в этом отношении «салагой», которому еще предстояло набираться боевого опыта…
Мои опасения относительно могущих возникнуть сложностей во взаимоотношениях были напрасными: и между собой все они общались привычно, как равные, может быть, только подчеркнуто уважительно с теми, кто в прошлом носил высокие воинские звания. Я даже слышал иногда обращения штрафников друг к другу по их действительному в прошлом воинскому званию «товарищ подполковник». К своим сегодняшним командирам штрафники обращались строго по-уставному, и чувствовалось в этом стандартном обращении совершенно нестандартное уважение, даже ко мне, еще необстрелянному лейтенанту. Со временем и эта особенность мне стала понятна: ведь от сегодняшнего командира зависит во многом и сама жизнь штрафника. Ведь, в конце концов, он, командир, поведет их в бой, и то, как умело будет управлять своим подразделением, от этого может зависеть и возвращение в офицерский строй.
Личные отношения у меня с подчиненными складывались, вопреки опасениям, неожиданно хорошо. Я как-то сразу почувствовал заботу о себе в том, что командиры отделений, более степенные и солидные бойцы, как-то старались оградить меня на первых порах от принятия самостоятельных решений, да и от любопытствующих подчиненных тоже, то есть помогали мне на первых порах «держать дистанцию». А поскольку наступил период, когда мы стояли в обороне и активных боевых действий пока ни мы, ни противник не вели, мне было удобно постепенно «врастать» в обстановку, понимать непростую ситуацию, складывающуюся в таком необычном батальоне.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
