Вскоре они с Кислым, ведя в поводу престарелую лошадь, свернули под сень густого леса. На полянах уже припекало, но здесь висела утренняя прохлада. Кислый вздыхал время от времени, вовсе не радуясь ни предстоящему пути, ни службе под началом угрюмого и скупого Берлоги.
Ольтур молчал. Перед глазами у него стояла Соколина, он ощущал ее так ясно, как будто она шла с ним бок о бок и глядела ему в глаза. И он всем сердцем жаждал сохранить это драгоценное ощущение как можно дольше, даже разговаривать не хотел, чтобы его не расплескать.
Сквозь птичий щебет раздался негромкий, осторожный свист. Оба парня замерли, потом быстро огляделись: один налево от тропы, другой направо.
Слева из-за кустов показался человек. Был он не вооружен, и оба узнали Гляденца – человека боярина Житины.
– День добрый! Что-то долго вы добирались, с белой зари вас ожидаю!
– Чего это тебе нас ожидать? – с подозрением спросил Ольтур. – Берлоге поклон, что ли, передать?
В нынешние дни у Свенгельдовых людей с Маломировыми не имелось нерешенных раздоров, тем не менее оба слегка напряглись.
– Просит вас боярин мой на беседу.
– В Коростень не пойдем! – Ольтур решительно помотал головой. – И так поздно уже.
– В городец и не надобно. Он тут ожидает, поблизости, – Гляденец кивнул в сторону Людининых выселок из двух дворов, спрятанных в лесу.
– Чего ему надобно-то?
– А вот узнаешь. Да не бойся ты! – Гляденец снисходительно усмехнулся. – Делать князьям да боярам нечего, кроме как на вас умышлять!
Но Ольтур не спешил сходить с тропы, ибо никак не мог вообразить такого дела, которое к нему может иметь ближний человек Маломира, да еще тайное.
– Слышно, будто у вас состязание затеялось, – снова усмехнулся Гляденец и заметил, как переменился в лице Ольтур. – Ясный сокол ловить будет белу лебедушку. Так вот дело наше такое, чтобы не поймал! Идете?
– Идем! – разом решившись, Ольтур шагнул к нему.
* * *
Той ночью я почти не спала, но старалась не ворочаться, чтобы Володислав не заметил. Встала я, как обычно, раньше него; хотелось прямо сейчас, едва умывшись и прибравшись, бежать на Свенгельдов двор, но чем бы я объяснила свою поспешность? Княгиня, чай, не вольно мне взбесяся бегать… Да и Володислав, уж конечно, присматривает за мной. Сам ведь хотел, чтобы я поближе сошлась с Хаконом, и после каждой нашей встречи дотошно расспрашивал меня о наших беседах. Рассказывала я ему не все. Ведь ясно: чем больше он знает о моем дяде, тем легче найдет оружие против него. А сколько бы за последние шесть лет мне ни вбивали в голову, что полянские русы – наши враги и враги моих детей, я не могла забыть о том, что из них происходит моя мать и вся ее родня и дружина, среди которой я родилась и выросла. Древляне были убеждены, что у руси нет иной цели, кроме как унижать их и портить им жизнь, но я-то знала, что это не так. Однако им, сидящим между Ужом и Тетеревом, сложно было вообразить цели руси, раскинувшей крылья от Ютландии до Серкланда.
– А что, подружка твоя придет к нам сегодня? – спросил Володислав, когда я подала ему и детям завтрак.
Сама я тоже села, но каша не лезла в горло, и я только допила за Добрыней молоко.
– Не знаю. – Я подняла на него глаза, чуть ли не в первый раз со вчерашнего вечера.
Но тут же снова опустила взгляд.
– Тебе все нездоровится?
– Немного. А что тебе Соколина?
– На состязание вызвать хочу! – Володислав рассмеялся. – Не только же с тем рыжим ей наперегонки скакать, у нас тоже молодцы имеются!
– Да неужели думаешь одолеть? – Я тоже попыталась засмеяться, не подавая вида, как меня задели его слова. – То-то Свенгельд обрадуется!
Боги, ну почему все сразу? Мой муж с юных лет, то есть почти с нашей свадьбы, сделался весьма женолюбив. Не было на моей памяти ни одного весеннего гулянья, чтобы он не гонялся за девками – чем кончались эти погони в глубине леса, я не спрашивала и не желала знать, хотя он и не скрывал от меня своей удали. И на Соколину он глаз положил давным-давно: такую девку и слепой заметит. Правда, Соколина была выше него ростом и только смеялась в ответ на его намеки. А ссориться из-за девки разом со мной и Свенгельдом Володислав не решался.
– А что бы мне и не выиграть? – Володислав вскинул голову, будто эта мысль пришла к нему только сейчас (потом я заподозрила, что сама-то ему ее и подала). – Свенгельд сказал: кто над девкой верх возьмет, тот ее и получит. Сказал при дружине, все знают. Да и сама она вчера говорила. И если не русин верх возьмет, а я, – стало быть, и девка моя. Старику не отпереться, от своего слова не отказаться.
– Тебе нужна Соколина? – Я придвинулась ближе и уперла руки в бока. – Или тебе одной жены мало? И девок мало, за какими всю весну по лесу носишься? Детей тебе мало – вон мои двое, у Сеченихи твой, у Жалейки твой. Еще перечислить?
– Дура ты! – Володислав быстро встал, чтобы не смотреть на меня снизу вверх. – Мальцов только чужих считать умеешь! А того тебе невдомек, что кому девка, тому и… Заберу его девку себе, не будет у старика другого зятя! С девкой вся его дружина ко мне отойдет, и посмотрим тогда…
Он осекся, но мысль я уже ухватила.
– Ну, Славуша, что ты взбеленилась? – Он обнял меня, кажется, поняв, что сам свалял дурака. – Чего там эти девки, я же тебя одну люблю! Ты – моя княгиня, и другой не будет никогда! И Соколина… хороша она, а все же – холопкина дочь. Рядом с тобой ей не стоять и не сидеть. Ты ж сама ее по доброте сердца привечаешь, а ей ведь подле тебя, княжьей дочери, не место…
Но я высвободилась из его рук и вышла из избы. И вожделение его к моей подруге, и поношение ее рода были мне противны.
– Пошли за ней вот хоть сейчас! – крикнул Володислав мне вслед. – Да ладно, я сам пошлю.
* * *
Когда Соколина пришла, Володислава поблизости не было. Я сразу увела ее в овин, где на жердях длинным рядом сушились выкрашенные вчера пасмы – ну точно, как спящие вниз головой ночницы[7]. Несмотря на треволнения, покрас, в который я вовремя добавила щелок, получился хорош – красновато-коричневый, как осенние ягоды переспелого боярышника. Разглядывая их, мы даже на время забыли обо всем прочем. Но ненадолго.
– Так ты будешь состязаться с Хаконом? – спросила я, когда мы принялись выворачивать пасмы другой стороной наружу, чтобы лучше сохли.
– Еще как буду! – с ожесточением ответила Соколина. – Пусть не думает, что ему тут все на хвалынском блюде принесут!
– Но неужели он тебе совсем не нравится? – Я подошла и прикоснулась к ее плечу, чтобы заставить посмотреть на меня.
И зачем я это сказала? Ведь понимала уже, что этот брак сломает наш устоявшийся мир и принесет всем одни беды. Но они были бы такой прекрасной четой! Оба такие рослые, сильные, красивые, отважные… Просто Лада и Перун! Как бы я хотела увидеть их рука об руку!
