Два года подряд она не могла сдать химию. Два года получала «пару» и снова возвращалась в свою лабораторию. Иногда она подрабатывала ночами в отделении медсестрой. В стройотряд ее устроили фельдшером.
— Плевать, — уже менее уверенно сказала Наташа. Если бы она тогда знала, что маленький бандит с окраины (ее родной брат) станет со временем Большим Дамиром, разве унижалась бы она перед ними перед всеми?
— Ладно. — Лялька усмехнулась. — Не такая большая потеря. А может, ты права, и действительно пора… Пора, мой друг, пора. Туда, где за тучей белеет гора, туда, где гуляет лишь ветер да я…
— Сама сочинила? — с уважением спросила Наташа, которая и тогда, и сейчас к поэзии относилась с большим предубеждением. Если нельзя спеть, чего ж рифмовать? Чтобы потом гнусно завывать со сцены? Вот «все мы бабы стервы» или там «айсберг с одним крылом» — это куда лучше.
— Сама. Я все делаю сама, — рассмеялась Лялька. — А в институт ты можешь не поступить, дорогая моя. Веришь, что это в наших силах? Землю от пожара уберечь? Веришь? — Лялька обдала ее ароматом дорогих духов и умчалась мешать бетон.
Наташа верила. Такие могут все. И им все сходит с рук. И кто бы мог тогда подумать, что через двадцать лет она, Наташка, вольется в эту касту неприкасаемых?
А вскоре Ляльку нашли мертвой…
— Ты где? — Амитова включила прямую связь с секретаршей. Нервы почему-то были на пределе. Хотя в глубине души она была уверена, что все уладится. Все непременно обойдется. Малой кровью. Например, Афинкиной.
— Я здесь. А это — это почта. А это бутылка из-под пива. Вы ее сами выпили. — Девчонка имела наглость прыснуть в кулачок. Вообще, кроме наглости, она ничего не имела. Как и все эти — нынешние. Думают, что, кроме английского языка и внешности, им в жизни ничего не надо. Глупые, глупые.
— Вали-ка ты отсюда, пока я чего другого не сказала, — предупредила Амитова, с удовольствием разглядывая письма и телеграммы. Некоторые из них были украшены штампами крупнейших учреждений страны. — Лучше бы денег прислали. Только туалет оклеить всеми этими открытками.
«Искренне рады за Вас, считаем, что Ваше избрание директором центра еще раз подтверждает тот факт, что путь реформ нельзя остановить. Вы — наше знамя».
— Идиоты, что ли? — Она пожала плечами и представила себе эту их искреннюю радость, от которой текут по щекам злые слезы.
— А можно было рассортировать? По папкам разложить. Что сразу в мусор, а что для истории? А?
— А кто же их знает, что в мусор. Так, с виду — одинаковые. И по телевизору всех показывают.
Амитова вяло перебирала бумаги, и вдруг рука ее дрогнула… На белом конверте не было адреса ее приемной. Обратного — тоже не было. Взятка? Анонимка?
— Это еще откуда? Слышишь, ты, коза? Куда пошла? Стой уже здесь. Если деньги, ты свидетель, что мне они…
Глаза Катькиной подружки загорелись здоровым любопытством. Вот он, момент рождения новой сплетни из жизни непотопляемой Амитовой.
— Открывай ты… Деньги старайся руками не трогать. Давай, шевелись.
Девушка радостно надорвала конверт, из которого выпал весьма непрезентабельный листок. Амитова облегченно вздохнула.
— Ничего интересного, — разочарованно сообщила секретарша. — Реклама какой-то турфирмы. На английском… Или вас в Грецию приглашают?
— Угу, на историческую родину… А что написано-то, раз уж столько пыли?
— «Athens: you are next», — старательно прочла девица. — Странно, что ни фотографий, ни номера телефона. Сейчас они вообще обнаглели. Просто дают заставку, потом неделю ждешь, чтобы понять, чего там имелось в виду.
— А по-русски? — отчего-то забеспокоилась Амитова.
— Так я и говорю, у «Адидаса» научились. Без перевода. Сплошные понты.
— Что там написано, если по-русски?
— Афины, вы — следующая, — обиделась секретарша.
— Пошла вон! — заорала Наталья Ивановна. — Вон отсюда, убирайся! Я сегодня не принимаю! Все!!! Вон, кому сказала! Бумажку не тронь.
Со стола полетела пепельница. Секретарша выбежала со слезами.
И как будто не было недельного запоя. Мысли в голове у Натальи выстроились удивительно логично. Просто удивительно. Какая же она дура! И главное, что теперь со всем этим делать? Господа свидетели и судьи, вы слышите голос смерти? Кто-то еще играет нашими картами? А ведь внутренний голос в моменты трезвости не раз предупреждал: «Здесь опасно, здесь очень опасно». Но как удержаться, если опасность стала частью твоего существования. Может, правда, замуж за Глебова и пока не поздно — концы в воду? Он ведь предлагал…
— Мурка, давай машину, я уезжаю.
У секретарши, несомненно, было имя. Ее как-то назвали, когда родили на свет, и тогда, когда она стала подругой Катьки, ее Наталье представили, но на работе они все становились «мурками», на тот недолгий срок, который могли продержаться рядом с Амитовой.
Наталья Ивановна тяжело поднялась из-за стола и недобрым взглядом оглядела кабинет. Что-то такое она сделала… Или съела чего-то… В животе было как-то тревожно… Давно надо было зайти к врачу. Но осмотр на всех этих новомодных компьютерах и ультразвуках мог обнаружить там что угодно… Страшно. И как нехорошо вышло с этим мобильным телефоном, черт бы его побрал…
— Прямо, — сказала Амитова, громко хлопая дверцей. — Прямо, в центр. Там разберемся. Стоп!!! — вдруг завопила она. Водитель с силой вжал педаль тормоза, «Волга» взвизгнула и замерла посреди проезжей части. — Это я не вам, можете ехать, — раздраженно заметила Наталья Ивановна.
Она не терпела, когда подслушивали ее мысли и копались в ее душе. Стоп! Глебов вел разведку сразу по нескольким вопросам. Следовательно, он был в курсе всего. Может быть, он? Он сам? А Наташа, наивная, думает, что есть Дамир, есть правила и понятия. А Глебов — сам себе правило. Как всегда. Привет из партийного архива.
— Мы едем в обком, — сообщила Амитова.
К Жанке. Тут уж ничего не поделаешь. Нравится — не нравится, а со сраной интеллигенции надо содрать хоть шерсти клок.
— Это я, — заявила Амитова, открывая без стука дверь кабинета.
— Занята, — не отрывая головы от стола, сообщила Жанна. Жанна Юрьевна Артемова. — Зайдете позже. Бумаги можете оставить.
— Круто берешь, подруга! — Амитова грохнулась на стул и вытерла со лба липкий пот. — А бумаги — это правильно. Это верно.
— Зачем ты пришла? — глухо спросила Жанна, так и не подняв на нее взгляд. Если бы она, Жанка, работала у нее, то получила бы сейчас от Натальи по первое число. Ей очень хотелось заорать: «В глаза смотреть, жопа старая!» Но приходилось терпеть.
— Пришла вот узнать, как твои дела, — усмехнулась Наталья Ивановна. — Вообще, как жизнь?
— Ты за Славиком? — Наконец Жанна посмотрела на гостью. Глаза у нее были усталые, выплаканные. Если бы у самой Амитовой не разгулялись нервы, она смогла бы даже пожалеть эту дуру.
